Форум » Хлеб, золото, наган и кое что еще.. » ЧАСТЬ ВТОРАЯ » Ответить
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
admin: Часть вторая ВЗЯТЬ ТОЛЬКО ЖИВЫМ! (Июнь, 1919) Поезд Железнодорожный путь проходил через густой лес, и по этому пути мчался очень маленький поезд, состоящий из паровоза и почтового вагона. На паровозе, кроме машиниста и кочегара, находились двое вооруженных людей, а в почтовом вагоне, с зарешеченными окнами и пулеметом на крыше, охраняли большой сейф еще шестеро. Показался поворот, и где-то там за поворотом, стоял высокий столб дыма. Машинист и охранники высунулись из паровоза. Впереди, на маленьком разъезде показались загроможденные чем-то рельсы, а под насыпью, на зеленой траве в неестественных позах неподвижно лежали люди в форменной железнодорожной одежде. Чуть в стороне горел дом путевого обходчика, и черный дым поднимался в безветренном воздухе. Паровоз начал резкое торможение, и охрана, схватив оружие, заняла боевую позицию. Прямо между рельсами, лицом к приближающемуся поезду, сидел, свесив на грудь голову, человек, привязанный к шпалам, набросанным поверх путей. Из-под форменной железнодорожной фуражки на его лицо стекала струйка крови. Услышав свист пара и скрежет тормозов, он приподнял голову и хрипло закричал: - Стой! Стой! Паровоз остановился в нескольких шагах от него. Двое охранников тотчас залегли на пулемет на крыше, а из дверей вагона выпрыгнул начальник охраны с маузером в руках, и огладываясь по сторонам, осторожно подошел к привязанному. - Кто вы? Что случилось? - Я – бригадир ремонтников, - едва шевеля пересохшими губами, объяснил привязанный. – Мы тут утром работали… Вдруг налетели какие-то бандиты… На лошадях… Всю бригаду расстреляли… - он посмотрел на лежащие поодаль тела, и слезы потекли по его небритому лицу… - всех до одного…. а меня вот… Дом обходчика разграбили, - он огляделся, - тут где-то женщина была, жена моя…. не видали? Начальник охраны дал знак, и двое охранников развязали бригадира. Он, хромая бросился к почтовому вагону. Там, под самой насыпью ничком лежала женщина. - Марья! Машенька! Ты жива?! – закричал бригадир, склонившись над женщиной. Начальник охраны подошел ближе. - Супруга моя, - начал объяснять бригадир, - как раз поесть мне принесла. А тут, откуда ни возьмись - они. Действительно, рядом с женщиной лежал узелок. - Ты ранена, Маша? – спрашивал бригадир, помогая женщине подняться. - Нет… Голову ушибла, - ответила она и попросила. – Воды… пить дайте! Она с трудом поднялась, прихватив с земли узелок, и протянула дрожащую руку начальнику охраны. - Братцы! – попросил тот охранников, высунувшихся из дверей вагона. – Водички подайте женщине… Все остальное произошло очень быстро. В ту минуту, когда женщине подавали из вагона кружку, она внезапно выхватила из узелка револьвер и выстрелила в упор в человека, дающего ей воду. Одновременно «бригадир», даже не повернув головы, выстрели в упор в бок начальника охраны, стоявшего рядом. В то же мгновение лежавшие вокруг в неестественных позах люди вне-запно переменили позы и открыли стрельбу по поезду. Не успев даже опомниться и осознать что происходит, пали оба пуле-метчика на крыше вагона и два охранника, отвязавших «бригадира». Оставшиеся в живых, успели запереть изнутри дверь вагона, но женщина тут же бросила через зарешеченное окно гранату. Грохнул взрыв и вагонная дверь вылетела наружу, чуть не ударив мнимого бригадира. - Спокойнее Мари, - отряхиваясь сказал он. – Не надо так суетится… И поцеловав женщину в лоб, скомандовал: - Берите сейф, ребята! СЕКРЕТНО. МОСКВА. НКВД. ПЕТРОВУ. В ГРАНИЦАХ ЛЮБЕЦКОГО УЕЗДА БАНДОЙ НЕИЗВЕСТНЫХ ПРЕСТУПНИКОВ ОГРАБЛЕН ПОЧТОВЫЙ ВАГОН. УБИТО ДВА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКА И ВОСЕМЬ ЧЕЛОВЕК ОХРАНЫ. ПОХИЩЕНА КРУПНАЯ СУММА В ЗОЛОТЕ И В ИНОСТРАННОЙ ВАЛЮТЕ. СО ВСЕЙ РЕВОЛЮЦИОННОЙ АКТИВНОСТЬЮ ВЕДЕМ РОЗЫСК ПРЕ-СТУПНИКОВ. НАЧАЛЬНИК ЛЮБЕЦКОЙ УЕЗДНОЙ МИЛИЦИИ ФОКИН. СЕКРЕТНО. ЛЮБЕЦК. НАЧАЛЬНИКУ МИЛИЦИИ ФОКИНУ. УСИЛЬТЕ ОХРАНУ ПЕРЕВОЗОК НА ВСЕХ КАМУНИКАЦИЯХ. СТРОГО СОБЛЮДАЯ РЕВОЛЮЦИОННУЮ БДИТЕЛЬНОСТЬ, ПРИЗЫ-ВАЙТЕ МЕСТНОЕ НАСЕЛЕНИЕ К ОБНАРУЖЕНИЮ БАНДЫ И БОРЬБЕ С НЕЙ. О ВСЕХ НОВЫХ ФАКТАХ НЕМЕДЛЕННО СООБЩАЙТЕ. ПЕТРОВ
Ответов - 27, стр:
1 2 3 All
admin: Сидор Слегка пошатываясь, но пытаясь сохранить серьезное выражение лица, подошел дед Сидор с каким-то узелком в руках. Он положил этот узелок на землю перед Горбачом и протянул вперед руки как бы для наручников. - Вы, товарищ начальник, ентого-того, - можете меня заарестовать, ежели хотите, да только не могу я, чтоб добро зря пропадало. Он присел на корточки и развернул узел. Там оказались хромовые сапоги, кожаная куртка, фуражка с красной звездой, полевой бинокль и маузер. - Хоть он и бандит был, - продолжал дед Сидор, - а все ж человек, и я его похоронил, ентого-того, как полагается. И даже, на всякий случай крест поставил. А вот это все – снял. Так что, как говорится, – извините, если что не так. Горбач взял бинокль, поднес к глазам, настроил на фокус и стал разглядывать леса, окружающие деревню. Медленно плыл пейзаж, насыщенный буйной зеленью, и Горбач как бы невзначай спросил: - А вы Сидор Егорыч, случайно, не охотник? - А как же! Обязательно. И берданочка у меня имеется. - Ага…Так вы, небось, тут все леса окрестные исходили? - Каждую тропку знаю! - Это хорошо. Так, может, есть в округе тихое место, где можно укрыться и куда мало кто ходит, а?! Вместо ответа послышалось какое-то бульканье. Пейзаж в бинокле резко сдвинулся, и на его месте появилось лицо деда Сидора. Горбач опустил бинокль, а дед Сидор отнял кружку ото рта, крякнул, поморщился, закусил рукавом и сказал: - Бандой интересуетесь? Так я знаю, где она. - И где же? - Ежели, вон по той лесной дороге пройти две версты, мост будет через речку. Дай чего закусить, Любка! А еще через три версты упирается та дорога в охотничий терем графа Полонского. - Что за терем? - Очень-но красивый. Весь из дерева. Высоким частоколом обнесен. Граф до самой войны охотиться туда ездил. Иногда меня в загонщики брал. Во время войны терем подгорел малость, а неделю назад я там был. Гляжу – люди с оружием расположились. Ну, я близко не подходил. Место глухое, в стороне от проезжих дорог… - А почему же вы, Сидор Егорыч, не сказали этого вчера Кудрявцеву? - Хотел я, ей Богу, хотел! Да не успел. Ну…выпил, ентого-того, и в люлю. Хотя думаю, только потому и живой остался… - Ясно, - сказал Горбач и положил бинокль на место. – Давайте так, Сидор Егорыч: вот эту кружечку выпейте, а вот с завтрашнего дня… - Понял! – решительно остановил его дед Сидор. – С завтрашнего дня капли в рот не беру. Вот те крест! - Да не верьте вы ему! – воскликнула Любка. Она вылила в кусты отработанную брагу и схватила бутыль с самогоном. – Если я сейчас эту бутыль об его голову не разобью, он не успокоится, пока всю не выдует! - Стой! – схватил ее за руку дед. - Не надо, - сказал Горбач. – Я Сидору Егорычу верю. Легко не пить, когда нечего, а ты не выпей, когда есть, верно? - Во! – подхватил дед. – Золотые слова! Дай сюда! – он вырвал бутыль из рук Любки. – Сегодня еще выпью, а уж завтра – все! - Да он бабе своей, покойнице, каждый день это обещал! – махнула рукой Любка. - Цыц, дура! – рявкнул дед. - Спокойно, - сказал Горбач. – Я вам, Сидор Егорыч, ответственное дело поручить хочу. А для этого мне трезвый человек нужен. - Вот это разговор! – обрадовался дед. – Говори, начальник! Все сделаю! - Не сейчас. Завтра с утра поговорим.
admin: Отряд Потом они стояли все четверо у ворот дома Филимона и прощались. - Спасибо вам за все, - сказал Горбач. – Мне пора. Надо кончать с этой бандой. - Постой, товарищ Горбач! – с хмельной решительностью остановил его дед. – Это как же, ентого-того, получаецца? Неужто сам один на всю банду пойдешь? - Почему один? - улыбнулся Горбач. – У меня отряд есть. Особого на-значения. Я с ним и прибыл из Москвы. Вот пойду сейчас проверю твои слова и, если точно банда в охотничьем тереме расположилась – завтра к полудню мы их всех и возьмем. Так что не тревожьтесь. - Возьмите меня с собой! – горячо потребовала Любка. – Дайте оружие, с вами пойду! У меня с бандой особый счет есть! - А и правда, - загорелся дед, - возьми нас! Может чем и пригодимся. И берданочка при мне – он распахнул полу, показывая обрез под мышкой. - А вот этого не надо, - нахмурился Горбач. – Не надо. У каждого свое дело, и пусть каждый его делает. - В-о-от оно что, - с горечью протянул дед, - не доверяешь? Да оно, конечно! Кто ж мы такие? Отщепенцы! Кулацкий сынок, шлюха, да пьяница, верно? Как же нам доверять-то? Горбач неожиданно улыбнулся и покачал головой. - Хоть вы и немолодой человек, Сидор Егорыч, а рассуждаете как…Впрочем это от самогона. Послушайте-ка лучше, что я вам скажу. Ду-маю, ночью бандиты искать вас не станут, а утром им уже не до вас будет. Однако, на всякий случай, - он вынул маузер убитого бандита и протянул Любке, - возьмите. Если что – уходите в лес. Ночью вас там не найдут. Ну и, кажется, все. Вам, Филимон, успехов желаю, а вы все его берегите. Ему, может, когда-нибудь на этом месте памятник поставят. Ну, всего доброго. Он прошел несколько шагов, обернулся и сказал: - Жду вас всех в среду в Любецке. Маузер и обрез сдать мне лично! Отряд особого назначения расположился в глухом лесу на небольшой поляне, и хотя ночь была светлая, лунная, лишь подойдя совсем близко можно было обнаружить, что здесь находятся люди. Костров не зажигали, громко не разговаривали, и даже курили только в кулак. Но даже близко подойти вряд ли кому удалось бы, потому что вокруг маскируясь в кустах, прятались караулы. В плотном большом шалаше из веток тускло горела «летучая мышь» и два человека негромко беседовали, разглядывая план, начерченный прямо на земле. Горбач рассказывал командиру отряда о том, что ему удалось устано-вить: - …так что, выходит, мы всего в каких-то шести верстах от этого охот-ничьего терема, если мерить напрямик. - Добро. Пока все нормально. Нас не видели ни в одной деревне. Никто не знает, что мы уже тут. Стало быть, и бандиты нас не ожидают. Выступим, на рассвете, окружим терем и предложим сдаться. Окажут сопротивление – уничтожим. По нашим данным у Россомахина в банде не более тридцати человек. - Нет, Василий Иванович, это не годится. А вдруг они вчера снялись и уехали оттуда? А вдруг банда в тереме, а сам Россомахин где-нибудь на хуторе? Нет, мы должны взять сразу всех и не можем обнаружить себя преждевременно. - Тогда пошлем кого-нибудь на разведку и до рассвета все узнаем. - Этого мало. Я не могу понять одного – и это меня очень беспокоит: почему Россомахин выбрал столь неудобное и удаленное место. – Горбач на секунду задумался: - Он ограбил почтовый вагон далеко отсюда, а Любецк, где он взял банк, еще дальше. И каждый раз он возвращается сюда. Зачем? И наконец: передо мной поставлена задача не только ликвидировать банду. Главное – вернуть похищенные ценности. В почтовом вагоне было золото, была иностранная валюта. Где Россомахин прячет награбленное? Что собирает с ним делать? Бежать за границу? Тогда не понятно, почему он расположился так далеко от нее…Мне кажется, мы чего-то не знаем. Быть может, самого главного… - Что же ты предлагаешь? Горбач допил чай из кружки, встал, поднял с земли свою шинель, отряхнул и одел. - Надо ответить на все эти вопросы, - сказал он, - а потом уже действо-вать. В общем, я пошел… Начальник отряда встал и загородил дорогу. - Владимир Иванович, хватит этой любительщины. В деревне не при-хлопнули – хочешь сам в их руки отдаться? - Брось Вася. Если я в банде Валета неделю пробыл и живым ушел, если я банду Мезенцева взял, то уж как-нибудь с Россомахиным справлюсь! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Да ты не бойся – я к нему не пойду. Со стороны только гляну – и сразу обратно. Вот чует мое сердце – увижу этот терем и сразу пойму в чем дело… - Один не пойдешь! - Уговорил. Дай хорошего парня. Ну, а если вдруг, что-нибудь не так пойдет, и к полудню ни один из нас не вернется – тогда уж вы приступом те-рем берите, а мы до вашего прихода постараемся выжить…
admin: Ночь Ночь была тихая и светлая. Филимон работал в погребе, Любка спала на лавке в горнице дома Филимона, а дед Сидор стерег Любкин самогонный аппарат. Старик был уже изрядно пьян и бормотушно беседовал то ли сам с со-бой, то ли с бутылью. - Вот счас, ентого-того, последнюю… - говорил он, - и пора обойти дозором владения свои… «мороз-во-о-ево-о-да дозором обходит владенья сво-о-и-и!» - запел он на какой-то непонятный мотив, с трудом удерживая бутыль, налил полстакана, выпил, крякнул, взял свой обрез, и пошатываясь, направился к воротам, напевая себе под нос. У ворот он, качаясь, поглядел по сторонам, потом прислонил обрез к забору и повернулся спиной к дороге, собравшись справить небольшую нужду. Напротив, из полуобгоревших кустов соседнего сада на него смотрели две пары глаз. Двое рослых молодых парней, похожих друг на друга как братья-близнецы, переглянулись, вышли из кустов и спокойно, открыто напра-вились к деду. - Здорово, дедуня! – весело сказал один из них. Дед Сидор отшатнулся от забора, схватил обрез и направил на парней. - Стой! Руки вверх! – заплетающимся языком сказал он. - Ай-ай-ай, дедушка, нехорошо! – добродушно пристыдил его второй. – Что это ты так надрался-то? Они стояли перед ним – большие, дружелюбные, без всякого оружия и без всякого страха – этакие простые славные парни. - Вот, я тебе сейчас всажу заряд в задницу! – сказал дед. – Кто такие? - Опусти пушку, а то и правду пальнешь спьяну, - спокойно сказал первый и сел на бревно. – Из Любецка мы. Из милиции. Начальник наш, Горбач Владимир Иванович, к вам в село поехал. Где он? Некоторое время дед тупо соображал, пока наконец, до него дошел смысл сказанного. Тогда он обрадовался буйной радостью пьяного. - Сыночки! – заорал он и, уронив обрез, распахнул объятия. – Дайте я вас расцелую! Дед Сидор облобызал обоих братьев и неуклюже плюхнулся на бревно. - А что это у тебя там такое? – хитро сощурившись, указал он на флягу у пояса одного из братьев. Тот отстегнул флягу и протянул деду. Дед хлебнул, закашлялся, еще хлебнул, крякнул и оттер губы. - Так что, сыночки? Побьем бандитов? - А как же!? – подхватили братья. – Вот сейчас Горбача найдем и по-бьем! - Горбач, он – во! – дед показал большой палец. – Отличный мужик! Я за него голову сложу! – он вдруг пьяно захихикал, вспомнив о чем-то. – Ой, что у нас сегодня было…Приехали тут двое на автомобиле…Дай-ка сюда флягу…Сейчас все расскажу… Смертельно уставший Филимон поднялся из погреба, закрыл люк и прошел из сеней в избу. Луна светила прямо в окно. Любка спала на лавке. Покрывало, которым она укрывалась, сползло на пол, подол задрался высоко, обнажая ноги, а сквозь распахнутую сорочку виднелась ее большая грудь. Любке снилось что-то страшное, и она стонала во сне. Филимон подошел и некоторое время стоял над Любкой неподвижно. Потом, как завороженный, медленно протянул руку к ее груди и, едва прикоснувшись, тут же отдернул. Любка снова застонала. Филимон опустился на колени, и очень осторожно, чуть дотронувшись губами, поцеловал ее в щеку. Любкино лицо вдруг разгладилось, и выражение страдания слетело с него. Она вздохнула, и даже, как будто, улыбнулась во сне. Филимон поднялся с колен, бережно укрыл ее покрывалом, на цыпочках отступил, лег на другую лавку, укрылся с головой своим пальто и отвернулся к стене. - …так что к полудню полный и бесповоротный конец бандитам! Во! Ну-ка, дай еще глоток! Дед Сидор снова потянулся к фляге и один из братьев, улыбаясь, подал ее. Второй, стоя за спиной деда Сидора, вынул наган и поднес к его затылку. - Брось! – сказал первый. – Зачем шуметь? Много ли ему надо? - Мне-то? – не понял дед. – Много! Ой, много! Я целую бочку могу… Второй, ловко перебросив наган в руке, ударил деда рукояткой по за-тылку. Первый деловито взял из рук падающего деда флягу и хлебнул из нее. - А теперь – бегом обратно! – сказал он. – Надо предупредить батьку! Кажись, придется быстро мотать из терема…
admin: Утро Мутный серый рассвет застал деда Сидора, лежащим в той же позе, в какой оставили его бандиты – ничком у бревен за воротами. Дед шевельнулся, застонал, приподнялся на четвереньки, потом сел на землю, оглядываясь по сторонам, и обхватив голову обеими руками. Некоторое время он сидел так, силясь вспомнить, что произошло, но не вспомнил. Кряхтя и постанывая, он поднялся с земли, подобрал свой обрез и по-плелся во двор. Там он приложился к бутыли самогона и сел на скамью под деревьями с видом человека, который никак не может припомнить чего-то важного. Боль в затылке дала о себе знать. Сидор потрогал затылок рукой, и увидел на ней кровь. Он удивился и что-то смутно стало припоминаться ему. Посидев еще немного в раздумье, он вдруг вскочил на ноги и бросился к дому. Филимон и Любка спокойно спали. Дед стал тормошить Любку. - А? Что? – вскочила Любка. - Тихо! Ты только тихо! – волнуясь, зашептал дед. – Любка, Любушка, где хлопцы? Любка с гримасой отвращения отшатнулась от деда. - Фу! Опять с утра самогон хлещешь! Ты что вчера обещал? - Цыц, дура! Сюда ночью кто приходил? - Иди, проспись, пьяница! Сам же на карауле стоял! Небось продрых всю ночь, а теперь мерещиться! - Да-да…Верно…Ну ладно, ты спи, спи…Почудилось… Любка демонстративно отвернулась, а дед выбежал в сени. Там лежала одежда убитого вчера бандита. Дед прошел было мимо, потом вернулся и прихватил лежавший сверху бинокль. Выбежав за ворота, дед Сидор странно заметался из стороны в сторону, то приседая, то поворачиваясь вокруг своей оси. Глядя издали можно было подумать, что он помешался. Но дед Сидор был старым охотником, опытным следопытом, и следы подсказали ему все то, что он не мог припомнить. Потрясенный он опустился на колени и прошептал: - Нет, не может быть…Только не это…Прошу тебя, Господи, только не это…Но я же узнаю, куда они пошли…По следам узнаю. Дед Сидор вскочил на ноги, и несмотря на свою хромоту, довольно быстро заковылял в ту сторону, куда ушли ночью двое парней, похожих друг на друга как братья-близнецы. Утренний туман медленно рассеивался, и на большой поляне, окруженной со всех сторон лесом, словно сказочный замок, показался охотничий терем графа Полонского. Терем был стилизован под маленькую древнерусскую крепость и представлял собой бревенчатое строение с двумя башенками по бокам и большим сквозным проемом-аркой посредине. Он был обнесен плотным высоким частоколом из толстых бревен. Спереди находились широкие въездные ворота и перед ними маленький мостик через ров. Ров осыпался и порос травой, стена частокола местами прогнила и просела, одна из башенок была разрушена, и вообще все строение выглядело давно опустев-шим и заброшенным. Между частоколом и строением находился передний полукруглый двор, часть которого была видна через широко распахнутые ворота, и по-видимому, по ту сторону здания находился такой же полукруглый задний двор. Посреди переднего двора торчал одинокий сухой ствол дерева без верхушки, а под ним стоял старинный стол с позолоченными гнутыми ножками. Горбач и молодой парень, отправленный с ним в разведку, внимательно осматривали терем и двор из кустов на опушке леса. - Неужели ушли? – прошептал Горбач. – Ворота не охраняются, ни живой души не видно. Ну-ка, Митя, погляди слева! Митя бесшумно скользнул между деревьями, исчез в зарослях, но тут же вернулся. - Там болото, - доложил он. – Пройти оттуда к терему нельзя. Нигде невидно не души. - Интересно… - протянул Горбач, - давай-ка с другой стороны поглядим. Они пошли вправо, и обогнув частокол, вышли на противоположную сторону. Здесь частокол оказался разрушенным больше, а в одном месте, на протяжении метров десяти, вообще отсутствовал, так что задний двор почти весь был виден. Там валялись в беспорядке разбросанные вещи, перевернутая телега, металлические и деревянные бочки, ящики – одним словом, все свидетельствовало о том, что это место было недавно поспешно покинуто. Прямо напротив длинного пролома в частоколе, во дворе стоял большой стог сена необычной крестообразной формы. Напротив этого стога с внешней стороны частокола и до самого леса тянулся длинный луг, ровный, словно широкая зеленая дорога. Горбач опустил бинокль. - Нигде никого…Видно, ночью ушли. И сильно спешили. Неужто узнали о нас? - Чудно как-то, Владимир Иванович, - сказал Митя. – На хрена они столько сена сюда натаскали…и скирда какая-то нелепая. - Не нравится мне все это… - пробормотал Горбач, глядя в бинокль. – Но я вижу, что от пролома к дороге вся земля вытоптана. Можно даже разглядеть следы копыт, телег и автомобиля… Похоже что ушли совсем недавно… - Давайте поднимем наш отряд и в погоню! Думаю они от нас не уйдут. - Да оно-то, ясно. Но сперва надо бы оглядеть двор, что-то там не так. Ты оставайся здесь и смотри в оба. Заметишь что подозрительное – стреляй! Горбач передал Мите бинокль и с наганом в руке короткими перебежками приблизился к открытому месту. Ничего не случилось. Некоторое время он прислушивался, потом осторожно вышел из кустов на зеленый луг, ведущий к пролому. Он шел осторожно, пригнувшись и озираясь, но вокруг было тихо и пусто. Он добрался до пролома и осторожно заглянул за частокол. Нигде никого не было. Горбач уже спокойнее вошел во двор и стал осматриваться. Он поднял с земли оброненный как бы в спешке полушубок и вывернул карманы. Они были пусты. Все еще настороженно оглядываясь, он подошел к странному стогу сена. На высоте его груди из стога торчало что-то вроде доски обтянутой тканью. Горбач подошел ближе и будто не веря своим глазам, изумленно провел по доске рукой. Доска уходила глубоко в сено. Горбач еще раз оглянулся, и убедившись, что никого вокруг нет, сунул наган за пояс и стал разгребать сено обеими руками. Митя, вытянув шею, внимательно наблюдал за Горбачом, оглядывая время от времени двор терема. И вдруг он увидел, как за спиной Горбача, бесшумно приоткрылась дверь строения и оттуда выскользнул человек с маузером в руке. Митя выронил бинокль поднялся в кустах во весь рост, и уже сунул пальцы в рот, чтобы свистнуть, но в ту же секунду его схватили сзади, зажали рот рукой и вонзили под левую лопатку длинный нож. Два парня, похоже как братья-близнецы, стояли над телом Мити. Один, вытер окровавленный нож пучком травы, и подмигнул другому. Перешагнув через труп, они спокойно вышли на открытое место, и не торопясь, вразвалочку, направились к пролому в частоколе. Горбач вытащил очередную охапку сена, и краем глаза заметил какое-то движение позади. Он резко обернулся и застыл. За его спиной стоял Россомахин с маузером в руке и улыбался. Из-за бочек поодаль высунулись вооруженные люди. Другие появились в пустых проемах окон терема. Стволы пулеметов, винтовок и наганов смотрели на Горбача со всех сторон. - Здравствуйте, Владимир Иванович! – любезно сказал Россомахин. – Добро пожаловать в мою скромную обитель. Оставьте пожалуйста, этот нелепый пучок сена и двумя пальцами левой руки отбросьте подальше в сторону ваш наган. Горбач медленно отложил пучок сена, демонстративно двумя пальцами вынул из-за пояса наган и отшвырнул в сторону. Потом вдруг крикнул: - Митя, уходи!! Его крик отозвался эхом в утренней тишине и умолк. Россомахин улыбнулся. - Не извольте беспокоиться, Владимир Иванович. Митя уже ушел от нас. Навсегда. И пожалуйста, не делайте никаких глупостей. Я так много слышал о ваших подвигах, что был бы очень рад побеседовать с вами, пока у нас еще есть время. По-прежнему держа маузер в правой руке, он вынул левой из кармана жилета большие часы на золотой цепочке, глянул на них и показал Горбачу. Было семь часов утра. Горбач взглянул на часы, расправил напряженные мышцы и неожиданно улыбнулся. - Можно, - сказал. – Можно и поговорить. - Вот и отлично! – Россомахин сунул маузер в кобуру. – Пойдемте, прошу вас! Он сделал любезный жест рукой, указывая направление, Горбач также любезно кивнул ему, и поворачиваясь неожиданным ударом ноги сбил с ног ближайшего бандита. Второй бросился к нему, и таким образом открылся путь к пролому в частоколе. Горбач увернулся от второго нападающего и бросился через двор. Раздались несколько выстрелов, и Россомахин резко крикнул: - Не стрелять! Взять только живым! У пролома Горбача пытались остановить еще трое. Одного ему удалось одолеть, но двое, крепко схватили его, заломив руки за спину. Горбач сделал еще одну попытку. Применив неожиданный прием, он выскользнул из рук державших его людей и, бросив одного из них через голову, снова устремился к пролому. Но второй в прыжке успел схватить Горбача за ногу. Горбач упал, вырвался и покатился к пролому, за которым казалось уже была свобода. Но тут, с той стороны пролома вынырнули двое дюжих братьев-близнецов, и Горбач еще не успел опомниться, как они ударами ног и могучих кулаков начали методично избивать его. - Прекратить! – скомандовал Россомахин. Братья прекратили, и схватив за руки потерявшего сознание Горбача, поволокли по земле к Россомахину.
admin: Завтрак Именно этот момент и увидел в бинокль дед Сидор с верхушки высокого дерева в сторону от терема. Дед отшвырнул бинокль и в отчаянье ударил себя кулаком по лицу. Потом ломая ветки, соскользнул по стволу вниз и, не разбирая дороги, помчался прочь от терема… В одной из комнат терема из трубы старинного граммофона звучало старинное танго и Мари, та самая Мари, которая бросила гранату в окно почтового вагона, а затем изображала кинозвезду при ограблении Любецкого банка, одетая сейчас очень скромно, хлопотала у стола, как обыкновенная домашняя хозяйка, подавая завтрак. Она поставила самовар и села рядом с Россомахиным, а он поцеловал ее в лоб. Напротив них сидел за столом Горбач, а за его спиной стояли двое братьев-близнецов, следя за каждым его движением. Горбач поморщившись пощупал разбитое лицо. - Я же вас предупреждал, Владимир Иванович, - с укором сказал Россомахин. - Но попытаться надо было, верно, - улыбнулся опухшими губами Горбач. - Да, вы правы, - бороться следует до конца. Кстати, Мари, Владимир Иванович - большой специалист по борьбе с бандами. Совсем недавно он ликвидировал отряд Валета – помнишь, был такой гнусный хамоватый тип, мы еще поссорились с ним где-то под Киевом. Надеюсь его расстреляют. А потом Владимир Иванович устроил довольно ловкую западню Аркаше Мезенцеву, с которым, как мне рассказывал сам Аркаша, они уже встречались прошлой зимой, и расстались с большой симпатией друг к другу. Нынешняя супруга Владимира Ивановича, кажется Вера…Вера… - Вера Петровна, - подсказал Горбач. - Да, да, спасибо. Так вот, Мари, Вера Петровна, даже обещала Аркаше, что будет свидетельствовать в его пользу на судебном процессе. Но до суда не дошло – Аркаша сбежал из камеры предварительного заключения. Однако вместо, того чтобы немедленно покинуть эту ужасную страну, раздираемую войнами и революциями, он принялся за старое, хотя я его предупреждал, когда мы встречались в последний раз, что это добром не кончится. Разумеется, я как в воду глядел. Владимир Иванович устроил Аркаше ловкую западню и схватил его. Даже заступничество его супруги уже не смогло помочь. - Почему же? – обиделся Горбач. – Мезенцеву заменили смертную казнь на двадцать пять лет заключения. - Жалко Аркашу, жалко, - вздохнул Россомахин. – Он был славный, симпатичный человек, не лишенный чувства юмора, хотя у него были свои слабости…И вот теперь на очереди я. Между прочим, заметьте, Владимир Иванович: вы получили приказ взять меня живым или мертвым, я же приказал взять вас ТОЛЬКО ЖИВЫМ. Видите, какой я гуманист! - Я аккуратно возвращаю долги, - сказал Горбач. – Обещаю, что при ближайшем случае возьму вас ТОЛЬКО ЖИВЫМ. - Благодарю. Приятно иметь дело с человеком чести. Надеюсь, впрочем, что такого случая не представится. Пейте чай, прошу вас. Это мой прощальный завтрак. - Отбываете? – простодушно спросил Горбач, отхлебнув чай. - Совершенно верно. Мавр сделал свое дело, - Россомахин обратился к помощнику, показавшемуся в дверях: - Переоденьте людей согласно плану эвакуации. Так что Владимир Иванович, скоро мы с вами простимся. - Кто знает, кто знает, - усомнился Горбач. - Я знаю. В полдень вы не вернетесь в ваш отряд особого назначения, и он, вероятно, выступит сюда. Часам к двум дня отряд будет здесь, но кроме вас, - он улыбнулся, - или вашего тела, - никого не найдет. Россомахин внимательно наблюдал, какое впечатление произведут его слова на Горбача. Горбач медленно поставил чашку на блюдце. - Я понял, - сказал он. – Про себя-то я все понял. А вот вы…вы-то куда денетесь? Россомахин улыбнулся: - Пейте чай. После завтрака я вам все объясню.
admin: Трус Филимон сидел за столом летней кухни во дворе своего дома. Любка принесла арбуз и поставила на стол корзину, полную яиц. - Людей нет и дома погоревшие, - сказала она, - а куры во дворах все несутся. – И принялась готовить яичницу. Филимон задумчиво повертел в руках яйцо, вытащил из ворота своего пальто булавку, аккуратно проколол яйцо с двух сторон и начал выдувать его на блюдце. - Ну ты, как дитя малое! – возмутилась Любка, - Нашел себе дело! Поди лучше дров наколи! Филимон, будто не слыша ее, задумчиво вертел в пальцах пустую скорлупу яйца. Любка поглядела на него, постучала себя пальцем по лбу, взяла топор и принялась рубить дрова. И тут во двор вбежал дед Сидор. Одежда на нем была изодрана, лицо исцарапано. Прихрамывая и задыхаясь от бега, он бросился к Любке, затем к Филимону, потом упал на колени и, разрывая у себя на груди одежду, закричал: - Плюйте на меня! Забейте камнями до смерти! Втопчите в эту землю! Иуда я! Иуда – христопродавец! - Ты че, дед! – бросилась поднимать его Любка, - Совсем очумел от пьянства! Ну ты погляди на него, Филя! Не иначе, как горячка белая! Она бросилась к бутыли, налила стакан самогона, и придерживая голову деда, начала вливать ему в рот. - На, выпей – полегчает…Господи! Бедный какой…Руки-то все трясут-ся… Дед хлебнул самогону, вырвал стакан из Любкиных рук и яростно швырнул им о печь. Стакан разлетелся вдребезги. Любка отпрянула. - Прочь! – заорал дед. – Все из-за нее! Из-за нее, проклятой! Грех на мне, грех смертный! Человека загубил…Хорошего человека… Любка бросилась к деду Сидору, схватила за плечи и так сильно встряхнула своими сильными руками, что дед сразу пришел в себя. - Кончай причитать! – крикнула Любка. – Говори толком, что стряслось! - Ночью, - начал дед, - приходили сюда двое. Сказали – из милиции. Пьяный я был, не разобрал. Все им выболтал про Горбача, про все, что у нас тут было…и про отряд его особый…Все что знал – сказал…Утром очнулся, пошел по их следам…И прямо к терему…А Горбач уже там, у них…Били его смертным боем и по земле волокли…все из-за меня, из-за измены моей пьяной… Он застонал, снова упал на колени и перекрестившись, взмолился к небу: - Господи, прости и помилуй мя, окаянного! И дай как-нибудь ис-купить вину мою! А если еще, хоть когда-нибудь руку к водке протяну – умереть мне на том же месте смертью мгновенной! – Он снова перекрестил-ся. - Поздно каяться, да поклоны бить! – резко сказала Любка. – Надо что-то делать… - А что, что ж мы можем поделать, Любушка, - бормотал дед. И вдруг, какая-то мысль осенила его. Он вскочил и схватил свой обрез. - Знаю! Знаю! Знаю, что делать! Моя вина – мне и ответ держать! Про-щайте и простите за все! Лихом бедного пьяницу не поминайте! - Ты что?! Куда?! – остановила его Любка. - Пусти. Пойду к ним. Сам голову сложу – Горбача выручу! - Погодь, - Любка взяла со скамьи платок. Под ним лежал маузер, оставленный ей Горбачом. – Мы с тобой! – решительно заявила она и накинула платок. – Пошли, Филимон! – Любка протянула ему маузер. - Это безумие, - сказал Филимон. – Мы не спасем его и сами погибнем! Надо отыскать отряд и предупредить. Горбач сам говорил: у каждого свое дело. - Ты что, Филимон? – поразилась Любка. – Мы же не знаем, где отряд? Пока будем искать – Горбача убьют! Надо идти в терем. Нас трое. Мы с оружием. Они нас не ждут. Неужто ничего не сделаем?! Бери – и пой-дем! – она снова протянула маузер. - Нет, - тихо сказал Филимон. – Я не хочу никого убивать. - Во-от оно как, - тихо и медленно сказала Любка. – А ведь ты все врешь. Когда здесь были милиционеры и записывали добровольцев, ты отказался не из принципа, нет! От страха ты отказался! Я рядом стояла, все видела, но не поверила. Ты весь дрожал, как осиновый лист А потом, когда Россомахин тебя звал, ты не от честности, а тоже от страха не пошел с ними. И когда двое бандитов на автомобиле приехали, ты стоял и весь трясся. Потому что ты – трус! Подлый, жалкий трус! И прячешь свой страх за красивыми словами! Любка шла на Филимона с маузером в руке, а Филимон отступал и от-ступал перед ней, пока не прижался к дереву. - Ты ведь и сейчас весь трясешься! А? Ну и правильно! Потому что, прежде чем мы отсюда уйдем, я пристрелю тебя первого, как поганую собаку! – она подняла маузер, но дед бросился на нее сзади и вырвал ору-жие из рук. - Ты что, дура! Опомнись! - Нет. Ты - не мужик, - с презрением сказала Любка Филимону. – Тьфу! И плюнула ему в лицо. Потом повернулась и вместе с дедом вышла со двора. Филимон стоял под деревом, закрыв глаза, с лицом искаженным гримасой боли и страдания, потом тело его стало вздрагивать от подавленных внутренних рыданий, и наконец, он заплакал, громко, навзрыд, как плачет обиженный несправедливо наказанный ребенок. Он упал на скамью и бился головой и руками об стол, потом внезапно успокоился, поднял голову и вытер лицо. Дед и Любка давно скрылись из виду, вокруг было тихо, и только куковала где-то далеко одинокая кукушка. Взгляд Филимона остановился на пустой скорлупе выдутого им яйца. Он взял скорлупу, и некоторое время размышляя о чем-то, глядел на нее. Потом стал действовать быстро и четко. Он встал, огляделся, взял арбуз, взвесил на руке, удовлетворенно кивнул, аккуратно положил пустую скорлупу в корзину с яйцами и быстро отнес арбуз и яйца в дом. Затем вернулся, взял бутыль с самогоном, вылил остатки на землю и, прихватив самогонный аппарат с плиты снова побежал к дому.
admin: Секрет Россомахин и Горбач в сопровождении дух братьев-близнецов, которые не спускали глаз с «гостя», вышли из терема в передний внут-ренний двор. Посреди двора за столом под сухим деревом сидел помощник Россомахина, перед ним на столе лежала кучка документов, и он выдавал эти документы подходящим по очереди людям. Их было около тридцати, но все они преобразились. Теперь это не были пестро, разнообразно одетые бандиты, увешанные с ног до головы оружием. Теперь это были скромно и незаметно одетые люди с котомками и узелками, похожие на обыкновенных крестьян, рабочих или железнодорожников, которых жизнь, дела и трудное военное время вынудили отправиться в какую-то дальнюю поездку. - Не правда ли, - обратился Россомахин к Горбачу, - как мило и скромно выглядят эти люди? В своей работе я всегда придавал большое значение костюму и внешнему виду. Профессиональный грабитель никогда не должен выглядеть таковым. Он должен естественно вписываться в окружающую среду и ничем не выделяться из нее. Алеша, поменяй в костюмерной куртку – эта слишком нова для парня из глухой деревни, каким ты намерен выглядеть. А ты, Григорий, сними тельняшку – на железнодорожнике она выглядит нелепо. Вот мне нравится костюм Степана. И очень кстати здесь костыль! – Россомахин взял документы, которые только что получил человек с костылем, одетый совсем как Горбач. - Никаноров Степан Васильевич. Демобилизован из Красной армии по ранению. Едет домой. Прекрасно! А хромаешь-то нормально? Ну-ка пройдись! Молодец. Не пропадешь! Вот так-то, Владимир Иванович. Вы давеча интересовались, куда мы все денемся. Вот вам ответ. Через полчаса мои люди выйдут отсюда по одному и рассеются по всей матушке-Руси, имея при себе, самые что ни есть подлинные документы. У каждого из них вполне приличный запас золотишка и драгоценностей, которым они будут умело пользоваться, глядишь – хорошо приживутся. Вступят в вашу партию, где и так полно им подобных. Очень скоро мои люди станут у вас главными партийцами – элитой и верхушкой власти, а их дети, соответственно воспитанные родителями и более образованные, займут в будущем высокие должности, посты и станут руководить всем этим быдлом, рабами, которые иной власти и не заслуживают! Ба, они ее еще любить будут много лет, и умирать за нее. Как вам нравится будущее вашей доро-гой Родины, Владимир Иванович? Горбач покачал головой и цыкнул зубом. - Не нравится. Только вряд ли у вас это получится. Россомахин вздохнул. - Наивный вы человек, Владимир Иванович. Небось в доброту, справедливость и в человеческое благородство все еще верите? - Верю, - серьезно сказал Горбач. - Ага! Ну, об этом мы еще поговорим. Бабич, Грицук! – позвал он. Два человека тотчас подбежали. - Возьмите ручной пулемет «Гочкис» и отправляйтесь к мосту. Мы от-ступаем в том направлении, и я хочу, чтобы переправа была свободна. После того, как все наши ребята пройдут, бросьте пулемет в реку и по домам! Прощайте…С вами больше не увидимся. Россомахин, театрально обнял каждого из них, а Грицук даже просле-зился. - Прощавай, батько! – сказал он. – Добре мы с тобою погуляли! Пидемо тепер по хатам, а тоби за все дякуемо! - Хороший парень, - сказал, глядя ему вслед Россомахин. – Только по женской части слаб. Боюсь бабы его погубят. Прошу сюда, Владимир Иванович, - Россомахин повел Горбача через арку на задний двор терема. Братья-близнецы неотступно следовали по пятам. У странного стога сена на заднем дворе возились пять-шесть человек. Из-под сена тянулись какие-то канаты. - Вас, конечно, интересует по крайней мере еще два вопроса, - продол-жал Россомахин. – Первый: что же буду делать я сам? Меня-то, в отличие от моих людей, многие знают в лицо, и никакие документы не помогут мне ук-рыться от вашего НКВД. И второй: где я прячу, и как собираюсь применить золото и валюту? - Да, это интересно, - чистосердечно признался Горбач. - Вот вам один ответ сразу на оба вопроса! – с некоторым пафосом заявил Россомахин и сделал величественный жест рукой. – Вот мой маленький секрет! Люди у стога стали растягивать канаты, и вдруг стог разломился пополам, а его половинки плавно разъехались в стороны. На поляне стоял двухместный аэроплан марки «Ньюпор», а прямо перед ним находился пролом в стене и ровная полоса зеленого луга, вполне подходящая для взлета. Горбач с досадой хлопнул себя по лбу. - Я должен был догадаться! – сказал он. – Мне же говорили, что пару лет назад в лесу упала подбитая машина. - Совершенно верно! – подхватил Россомахин. – А я по счастливой случайности оказался тогда совсем недалеко. Мы перетащили аэроплан сюда, и я потихоньку привел его в полную летную готовность. И лишь после этого напомнил о себе несколькими хорошо продуманными гра-бежами. А вы, небось, ломали себе голову: что этот болван девает в непроходимых лесах? И как собирается выбираться отсюда со своей добычей? Нет, товарищ Горбач, я не Валет, которому лишь бы пограбить, да погулять, и не Аркаша Мезенцев, который никогда не думал о зав-трашнем дне. Я все рассчитал точно! Поглядите! Он откинул брезент за сиденьем пилота и показал Горбачу тщательно уложенные пачки и слитки. - Через три часа мы с Мари приземлимся в Германии, где нас уже ждут друзья с билетами на трансъевропейский экспресс. И уже сегодня вечером мы будем ужинать в Париже «У Максима». И в промежутке между двумя канканами я обещаю выпить рюмку русской водки…за упокой вашей души, Владимир Иванович.
admin: «Гочкис» Любка и дед Сидор быстро, но осторожно пробирались через лес. - Стоп! – сказал дед. – Сейчас нам придется выйти на дорогу, - он раз-двинул кусты и шепотом позвал Любку, - гляди! На противоположном берегу неширокой реки, у старого деревянного моста, располагались в кустах два человека с пулеметом «Гочкис». - Еще полчаса назад их не было, - сказал дед. – А может они из отряда Горбача. - Нет, - сказала Любка, - это бандиты. Я узнаю одного. - Вот черт, - с досадой сказал дед. – Не пройти нам на ту сторону! - Обойдем мост и переплывем речку! - «Переплывем, переплывем!» - передразнил дед, - умная какая. Плавать я не могу! - Да ты что дед?! – поразилась Любка. – Ты же сам меня в детстве учил! - «Учил, учил»…Так когда ж это было?! А после того, как в четырнадцатом году охромел я от немецкого осколка, только в воду зайду - судорога ногу сводит и все! Недавно едва не утоп! - Та-а-ак, - протянула Любка. – Ладно! Давай маузер! Давай, давай! Сиди здесь и смотри. Я их выманю, а когда они отойдут подальше, беги через мост и хватай пулемет! Любка прошла по заросшему кустами берегу реки, убедилась, что отсюда бандиты ее не видят, быстро разделась, сунула маузер в одежду и обнаженная, держа узелок над головой, быстро и бесшумно поплыла на ту сторону. Грицук и Бабич, лежа за пулеметом, добросовестно наблюдали за мос-том, как вдруг слева послышался какой-то плеск. Они дружно повернули головы и увидели голую Любку, которая резвилась в реке поближе к их берегу с безмятежным видом женщины, которая купается в уверенности, что вокруг никого нет. - Чи то мени снится?! Оце так дивчина! – прошептал Грицук, а Бабич присвистнул. Любка повернула в воде голову, стыдливо, испуганно взвизгнула и медленно поплыла к берегу, на котором находились бандиты, но чуть подальше в стороне. Грицук и Бабич, оставив пулемет, направились вдоль берега, не спуская с Любки глаз, и подзадоривая ее приглашениями: - Плыви сюда, красавица! Да не бойся, мы не кусаемся! - Ты ж моя, ластивка! – восхищался Грицук. – Плыви, но сюды хутчий! Пройдя еще несколько метров по берегу, они обнаружили небольшую поляну, а посреди нее - небрежно разбросанную Любкину одежду. Грицук обрадовался. - Ось, дэ одежа! Вылезай, мы тэбе одягнемо! - Та отойдите хлопцы! – кокетливо крикнула Любка, стоя по пояс в воде, и закрывая руками свою большую грудь. – Дайте одеться! - Та ты не соромся! – звал Бабич. – Ты же такая красивая! - Ну хлопцы, отойдите шагов на пять к лесу – я выйду, - согласилась Любка. - Давай, Микола! – скомандовал Бабич, и они отступила на несколько шагов назад. Обнаженная Любка медленно вышла из воды. На берегу, там где она выходила, росла ива, и проходя мимо, Любка внезапно вынула из ее ветвей маузер. - Руки вверх, сволочи! – сказала она зло. – И если кто шевельнется – убью! Бандиты неподвижно застыли от изумления. - Руки! Ну! – заорала Любка, и они послушно вздернули руки. – А-а-а-а-а, - сказала она Грицуку – это ты дома у нас поджигал?! Из кустов вынырнул дед Сидор с «Гочкисом» в руках и остановился, как вкопанный, вытаращив глаза на Любку. - А ты-то чего уставился! – гаркнула Любка. – Голой бабы не видал?! Воспользовавшись тем, что Любка на секунду отвлеклась, Грицук резко прыгнул влево, к кустам, а Бабич направо – к деду. Почти одновременно Любка выстрелила в Грицука, а дед дал короткую очередь по Бабичу. Оба бандита упали, а дед и Любка остались стоять в тех же позах, как в детской игре «Замри!» - Отвернись дед, - наконец сказала Любка тусклым и хриплым го-лосом, - оденусь я. Потом они снова шли через лес, и дед хромая, задыхался под тяжестью пулемета. - Руки уже не те, - сказал он и остановился. – Кину я его…не донесу… - Ты что?! – Любка взяла пулемет из рук деда. – Совсем не тяжелый! А как из него стрелять? - Озверела ты вовсе, - сказал дед. – Не бабье это дело! - Не бабье? – возмутилась Любка. – А где же взять мужиков-то? Один – трус жалкий, другой – пьяница бессильный…Был один настоящий, и того продали! Ну-ка показывай, как с этим обращаться, да пошли скорей!
admin: Распятие На переднем дворе терема двое людей, стоя на стареньком столе, прибивали к высохшему обломанному сверху стволу дерева поперечную доску, так что этот ствол превратился в высокий большой крест. Вся банда собралась полукругом, а в центре стояли Россомахин и Горбач. Чуть поодаль, в плетеном кресле, закинув ногу на ногу, сидела Мари с длинным мундштуком в руке. Ноги Горбача были крепко связаны, а за руки сзади держали его братья-близнецы. Россомахин вынул часы, глянул на них, и сказал Горбачу. - Настало время попрощаться, Владимир Иванович. И напоследок, хочу сказать вам кое-что, дабы у вас не было иллюзий, что вы умираете смертью мученика за правое дело. В погоне за мной, вы пришли в деревню, где случайно уцелели трое жалких людишек. Вы спасли их от смерти, обласкали и пообещали им светлое будущее. В награду за это они предали вас. За глоток водки один из них – сущий Иуда, - рассказал моим людям все о ваших поступках и планах, и вот вы здесь. Вы потерпели поражение, и точно также потерпят поражение все ваши идеи. Заклейменных проклятьем голодных рабов вы хотите сделать людьми и доверить им государство. Они продадут и пропьют его вместе с вашими идеалами, а процветать в нем и руководить им всегда будут мои люди с их золотом, добытым убийствами и грабежами. Вижу, по вашему лицу, что вы не согласны со мной. Ну что ж…каждый хороший спектакль должен быть выдержан до самого конца в одном стиле. Во всей этой истории вы вели себя, словно эдакий Христос, возлюбивший малых сих. Ну, так сыграйте эту роль до конца и взойдите на Голгофу. Вы будете распяты, и пусть тот ваш странный социалистический бог, в которого вы верите, воскрешает вас, а я – извините! – умываю руки. Мне пора собираться в Париж. Россомахин кивнул головой и, не оглядываясь, направился к терему. Горбача схватили и потащили к кресту.
admin: Схватка Дед Сидор и Любка были уже здесь. Из придорожных кустов они видели распахнутые пустые ворота. Никого не было на страже, мало того, все стояли спиной к воротам и лишь один Горбач – лицом, потому что его как раз, привязывали к кресту. - Господи! – прошептал дед и перекрестился. - Жив еще! – выдохнула с облегчением Любка. – Ну гады! Держитесь! – И с пулеметом наперевес бросилась к воротам. Неожиданная очередь из пулемета произвела некоторое опустошение в рядах зрителей и в первые секунды вызвала панику. Пять человек остались лежать на земле, остальные бросились врассып-ную Братья-близнецы, которые привязывали Горбача к кресту, и потому находились на самом видном месте, увидев Любку, спрыгнули на землю и бросились под укрытие стен терема. Заметив их, Любка забыла обо всем на свете и яростно кинулась в погоню, стреляя на ходу короткими очередями, но безрезультатно, так как братья бежали, петляя, а стрелкового опыта у Любки явно недоставало. Тем временем дед Сидор подхватил Горбача и своим ножом разрезал веревки на его руках. Но тут несколько опомнившихся бандитов, открыли стрельбу и при-шлось залечь за ствол дерева. Дед протянул Горбачу нож и выстрелил из обреза. Горбач, разрезав веревки у себя на ногах, сунул нож деда за голенище сапога, отполз на несколько шагов и взял наган у одного из убитых бандитов. - Бежим! – крикнул дед Горбачу. – Ворота открыты! - Не могу, - ответил Горбач. – Он улетит! - Чего-чего? – удивился дед. – Кто улетит? Но Горбач лишь махнул рукой и бросился к арке перехода на задний двор, где стоял аэроплан. Любка была уже там. Братья-близнецы успели скрыться за толстой бревенчатой дверью, и через несколько секунд открыли стрельбу из окна. Любка спряталась за колодцем, и почти одновременно с ней здесь оказались дед и Горбач. Тем временем Россомахин, быстро уяснив ситуацию, отдал несколько коротких команд. Первые минуты паники прошли, и бандиты стали действо-вать хладнокровней. Они прекратили стрельбу, и по указанию Россомахина стали окружать задний двор, где в центре за колодцем укрылись трое их врагов. Горбач тоже правильно оценил ситуацию. Оглядевшись, он увидел неподалеку от аэроплана крепкий бревенчатый сарай. - Отсюда надо уходить, - сказал он. – Они окружат нас и перебьют. Давайте к сараю! Оттуда мы не допустим их к аэроплану. По сигналу Горбача все трое вскочили и бросились через открытое пространство. Вокруг засвистели пули. - Не стрелять! – заорал Россомахин. – Повредите машину! Стрельба прекратилась. Горбач, Любка и дед укрылись в бревенчатом сарае. - Очень хорошо! – воскликнул Россомахин. – Лишь бы только им не удалось испортить самолет! - Очень хорошо! – воскликнул в сарае Горбач. – Прежде всего выведем из строя аэроплан. Дайте-ка мне пулемет, Любовь Ивановна! Однако люди Россомахина действовали быстрее. Два человека, пригибаясь, пробежались вперед, схватили конец лежащего на земле каната и, прежде чем Горбач успел сообразить в чем дело, побежали к колодцу. Горбач дал по ним очередь и один упал, но другой с концом каната надежно укрылся за колодцем и, набросив на ворот этот конец, начал быстро вращать ворот. Горбач быстро развернул пулемет, чтобы дать очередь по аэроплану, но было уже поздно. Одна из двух половинок стога сена, прятавших ранее самолет, сдвину-лась с места и поехала, закрывая его от глаз Горбача. В ту же секунду бандиты, теперь уже не боясь повредить аэроплан, от-крыли шквальный огонь по сараю, и Горбач отпрянул внутрь. Сарай был надежным укрытием от пуль, но очень неудобным местом для защиты. Он был собран из толстых просмоленных бревен, и в нем не было ни одного окна, ни единой щели, сквозь которую можно было бы вести огонь, а единственный выход с распахнутыми наружу дверями находился под обстрелом противника. Люди Россомахина надежно и удобно укрылись за длинным барьером бревен, сложенных во дворе и держали сарай на прицеле. Россомахин поднялся в уцелевшую башенку терема на втором этаже. Оттуда хорошо просматривался весь двор. - Горбач! - позвал он. Горбач осторожно показался в дверях сарая. - Вы в ловушке, - крикнул Россомахин, - но у меня нет времени зани-маться вами. Предлагаю мирный договор. Вы все трое выйдите без оружия и позволите себя связать. Мы уйдем и оставим вас здесь живыми – даю вам в этом слово! Горбач, казалось, размышлял. - Я должен посоветоваться, - сказал он наконец. - У вас есть две минуты, - согласился Россомахин. Уходя внутрь сарая, Горбач прикрыл за собой правую створку массивной распахнутой двери. - Что будем делать? – спросил он у деда и Любки. - Я не выйду! – сказала Любка. - И я не дурак, чтобы ему верить! – подхватил дед. Горбач медленно обошел изнутри. Сарай был совершенно пуст. Бревна плотно прилегали одно к одному. Наклонная крыша из толстых досок не оставляла никаких надежд. - Ну что ж, - вздохнул Горбач. – Будем защищаться. Утро тихое. Отряд в шести верстах отсюда. Если услышат стрельбу, сразу пойдут на выручку. Зато отсюда мы не подпустим Россомахина к самолету. Он показался в дверях сарая и крикнул. - Россомахин! Вот наши условия: вы все сложите оружие и выйдите на середину двора с поднятыми руками. Я гарантирую вам справедливость суда. В ответ Россомахин выстрелил в Горбача из маузера. Горбач отступил, притворив левую створку двери, и оставив лишь не-большую щель. - Так будет лучше, - сказал он. – Пока хватит патронов - не подпустим их близко. Россомахин спустился с башенки и оказался в арке прохода. Слева от него находилась задняя часть двора, где засели за бревнами все его люди, справа – передняя – с раскрытыми воротами. На полпути от ворот к арке стояло засохшее дерево, превращенное в крест, а под ним стол. И вдруг краешком глаза Россомахин заметил какую-то незнакомую фигуру. Он резко выхватил маузер и повернулся.
полная версия страницы