Форум » Хлеб, золото, наган и кое что еще.. » ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН » Ответить
ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН
admin: Я люблю исторические романы, но очень дальних времен...и терпеть не могу читать о книги о ВОВ и первой мировой войне...ну не нравятся они мне) После долгих уговоров и естественно долгого сопротивления, я всё же поддалась на уговоры автора и решила попытаться, заставить прочесть себя хоть пару строк...нет , хотя бы одну главу...А дальше я уже не смогла остановиться, сюжет захватил с головой. Я не встретила нудного описания "великих побед во имя революции, во благо народа"....Не могла себе и представить, что о том времени возможно написать ТАК интересно! Как и в романах о Медведеве меня поразил стиль написания произведения, читалось легко и быстро, все прочитала за один вечер ( кто читал о Медведеве меня поймет ) . Хотелось читать дальше и дальше, окунаясь в ту эпоху... Не буду расписывать все прелести)) С любезного согласия автора, Вы сами всё сможете прочитать)). Спасибо Вам большое, Роберт! Я выложу здесь это произведение. Приятного Вам чтения! Для удобства прочтения я выкладывать буду по главам.
Ответов - 23, стр:
1 2 3 All
admin: ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ… Наивная и сентиментальная приключенческая повесть о давно минувших временах, которые, возможно, были совсем не такими, а также о давно умерших людях, которые, быть может, никогда и не существовали. Часть первая ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН (Февраль, 1919) Поезд Пасмурным и серым морозным днем, под вой вьюги, с трудом продвигаясь по заметенным снегом рельсам, переполненный санитарный поезд медленно подползал к станции «Городок». Сам Городок, давший название станции, находился недалеко от линии фронта, и это ощущалось в напряженной пустоте улиц, которые пересекал, приближаясь к вокзалу, поезд; в руинах, то там, то тут зиявших пустыми глазницами окон; и, наконец, в сворах голодных, замерзших псов, тоскливо воющих на луну, будто оплакивали они своих хозяев, умерших от многочисленных эпидемий, или сгоревших в пламени братоубийственной гражданской войны. Над некоторыми улицами хлопали на ветру, стряхивая снег, транспаранты, по тротуару в снежных завихрениях вертелись обрывки плакатов, а прямо на стенах красовались, неграмотно написанные корявым почерком лозунги, и все эти простые средства массовой агитации сообщали, что революция в опасности, призывали на борьбу с Деникиным и, указывая пальцем на каждого, спрашивали, записался ли он добровольцем… Поезд состоял из двух вагонов с большими красными крестами и не-скольких теплушек, переполненных настолько, что даже на их крышах сидели и лежали, крепко прижавшись друг к другу, заметенные снегом люди с мешками, корзинами и котомками. В переполненном маленьком зале ожидания вокзала тоже повсюду сидели и лежали точно такие же люди с точно такими же мешками, корзинами и котомками, и как только вдали послышался рокот приближающегося поезда, они заволновались, вскочили со своих мест и стали протискиваться к двери, ведущей на перрон, отчего сразу образовались суета и давка. Из кабинета начальника станции выбежал, застегивая на ходу форменный китель, круглый, бойкий железнодорожник средних лет с набором флажков в руке, с перевязанным шарфом горлом, с большими пшеничными усами на добродушном, усталом лице, и тут же хриплым, простуженным голосом начал ласково увещевать пассажиров: - Граждане-господа-товарищи, миленькие вы мои! Вернитесь все на свои места! Это санитарный! Не пойдет он на Москву, слышите – не уедете вы на нем! Граждане-господа мешочники! Дорогие! Отступите назад, прошу покорно! Дайте пройти – я же должен встретить поезд! Наконец ему с трудом удалось убедить людей вернуться на свои места, протиснуться к двери и выскользнуть на перрон. Поеживаясь от холода и отворачивая лицо от снежной вьюги, он побежал навстречу медленно подползающему санитарному поезду…
admin: Хлеб …Гулял по полю ветер и свистел в голых кустарниках, а метель мела такая, что и в двух шагах ничего не разглядишь. На перекрестке двух дорог остановился небольшой обоз. Три туго набитых мешка лежали на грубо сколоченных деревенских санках, а рядом стоял пожилой мужчина и говорил молоденькой девушке: - Здесь мы с вами расстанемся, товарищ Соколова. Продотряд пойдет дальше, а вам, согласно, мандату, мы выделили десять пудов. По этой дороге вы доберетесь до станции – тут недалеко – а там, на поезд и в Москву. - Спасибо, товарищ Гришин…. Но, как же я сама… - Рябинин! - Есть! – бойко ответил, вынырнув из метели, красноармеец в буденовке, еще более юный, чем девушка, совсем мальчик. - Товарищ Рябинин! – официально скомандовал Гришин. – Даю вам боевое задание: помочь товарищу Соколовой доставить хлеб по на-значению! - Так точно! – гаркнул юноша и тихо добавил: - Товарищ Гришин, можно вас на минутку… Они отошли в сторонку, и юноша, искоса поглядывая на девушку, в пол голоса сказал: - Не нравится мне эта девица, товарищ Гришин. Не наша она. Я это своим пролетарским нюхом чую… Гришин улыбнулся. - Наша, Ваня, наша. – Потом посерьезнел: - Ты это…. Без всяких фокусов, понял?! За девушку и хлеб головой отвечаешь! - Есть! – козырнул Ваня. Несколько коротких мгновений прощания, и вот обоз движется прямо – дальше, а по другой дороге – направо – потащил Ваня санки с мешками, а Вера помогала по мере сил, подталкивая санки сзади. - Товарищ Гришин! – вдруг, опомнившись, обернулась Вера. – А как называется станция то? - Городок! – донесся голос Гришина. Санки покатились быстрее и растворились в метели. Выла вьюга…
admin: Золото … Вьюга выла и за окном большого полутемного кабинета, а на столе лежали три больших золотых кирпича. Худощавый, высокий мужчина, в длинном черном пальто, с бородкой и в пенсне, чем-то похожий на Антона Павловича Чехова, задумчиво поглаживал кончиками пальцев слитки и слушал. Тот, кто говорил, сидел по ту сторону стола, и в темноте белело лишь пятно его лица: - Это золото необходимо срочно доставить в Москву. В Наркомфин. Отправляйтесь немедленно. Отдаю вам свой автомобиль. - В такую погоду и по таким дорогам, в открытом автомобиле? - усом-нился человек в пенсне. - Другого нет, товарищ Демин. Все же это лучше, чем лошадь и сани. А железная дорога весьма ненадежна. Тем не менее, держитесь к ней поближе. В случае чего, пересядете на поезд. Демин уложил слитки в саквояж и защелкнул его. - Будет исполнено! – сказал он. В сопровождении двух угрюмых, увешанных оружием матросов, Демин сошел с крыльца и направился к автомобилю. Это был большой, белый, открытый автомобиль, должно быть, принадлежавший до революции какому-нибудь фабриканту, банкиру или звезде немого кино. На переднем сидении, рядом с водителем, лежала большая бочка. - Запас горючего, - похлопал по бочке водитель. – До самой Москвы хватит. Садитесь сзади и укройтесь потеплее. Они сели на заднее сидение: по бокам матросы в черных бушлатах, положив на колени маузеры в деревянных кобурах, между ними Демин, крепко сжимая саквояж. - Как поедем? – спросил водитель. - Так, чтоб не слишком удаляться от железной дороги, - ответил Демин. - Ясно, - сказал водитель. – Значит, через Городок! Автомобиль чихнул, выбросил клуб дыма и поехал. По-прежнему выла вьюга…
admin: Наган …И на маленькой станции Городок вьюга тоже выла и поднимала на пустом перроне маленькие смерчи снега. Прибывший поезд остановился на первом пути. Двери санитарных вагонов открылись, и на перрон высыпали раненые с чайниками и котелками в руках, спрашивая друг у друга, где тут кипяточек, нет ли табачку, и что на что здесь меняют. К железнодорожнику с перевязанным горлом, подошел военврач из санитарного вагона. - Вы, начальник станции? – спросил он. - Совершенно верно! Зайцев Степан Игнатьевич, - представился железнодорожник. - У нас есть тяжело раненые и кончаются медикаменты. Отправляйте поезд скорее. Наш госпиталь в Туле. - Милый мой человек, - ласково взял его за руку Зайцев, и, поднявшись на цыпочки, негромко объяснил: - В двадцати верстах отсюда путь разобран. Дорога на Москву перекрыта. Ремонтные работы идут, но раньше завтрашнего дня не закончатся. Пройдите ко мне в кабинет – там сейчас как раз председатель ревкома – обсудите ситуацию с ним. Из вагона осторожно вышел человек в шинели без погон и в фуражке с красной звездой. Он взял протянутый ему из вагона костыль, а вслед за тем, поеживаясь от холода, сошел другой раненый, с одной рукой в гипсе и здоровой рукой обнял того, что с костылем. - Ну, прощавай, наш боевой командир, товарищ Горбач, - несколько патетически и с сильным украинским акцентом воскликнул он. – Поправляйся назло врагам революции, и може, ще дасть бог побачимося! - Прощай, Тимоша, - сказал Горбач и, повернувшись, медленно заковылял по перрону к выходу в город, неумело опираясь на непривычный еще костыль. - Эх! – вздохнул Тимоша и, отирая слезу, сказал Зайцеву: - Який же лыхий боевый командир був! Отвоевался! Списали насовсем! Израненный весь…. Доктора говорят – долго не протянет. Ну, может хоть жинку та дитей своих напоследок побачит! - Осипенко! А ну марш у вагон! У тя ж воспаление легких! – высунулась из дверей пухленькая медсестра. Зайцев догнал Горбача. - Может, вам чем-нибудь помочь? – добродушно спросил он. Горбач взглянул на него, отрицательно покачал головой и, поудобнее взяв костыль, заковылял дальше. - Вы бы подождали, - посоветовал ему Зайцев, идя рядом, подстраиваясь под шаг Горбача, и пытаясь поддержать его под руку. – Скоро должен подъехать мой шурин на санях…. Он бы подвез вас в город… - Спасибо. Сам дойду, - ответил Горбач. - Извините, не хотел вас обидеть, - по-прежнему добродушно смутился Зайцев. – Скоро стемнеет. Будьте осторожны, тут развелось много жулья…. Нападают с оружием, грабят… Горбач кивнул головой и заковылял дальше. Зайцев сочувственно покачал головой, глядя ему вслед, потом помор-щился от боли, погладил замотанную шарфом шею и, поеживаясь, трусцой побежал вдоль перрона к двери вокзала, выходящей к поездам. Горбач вышел на привокзальную площадь. От вокзала в сторону города тянулась прямая и пустынная улица с разрушенными в большинстве домами. Горбач присел на ступеньки вокзала, вынул из-за пояса наган и начал методично, один за другим доставать из кармана шинели патроны и вкладывать их в пустые ячейки барабана. Все так же мела вьюга и свистел ветер. Горбач привычным движением провел барабаном нагана по левому рукаву, проверяя готовность оружия, сунул наган за пояс и взял костыль. И вдруг рядом с ним появился оборванный мальчишка-беспризорник с разукрашенными детскими салазками, явно некогда принадлежавшими богатой русской семье. - Эй, дядька! Инвалид! – крикнул он. – Садись, отвезу в город! Всего за осьмушку хлеба! А то я со вчера ничего не жрал! В первую секунду бывший боевой командир Владимир Горбач не поверил, что это относится к нему и даже оглянулся, но тут же понял, что ошибки нет, и что он теперь уже не бравый, лихой офицер, а всего лишь жалкий, искалеченный инвалид войны с костылем. Горбач, вздрогнув от боли в плече, медленно стащил свой солдатский вещмешок, достал из него горбушку хлеба и протянул мальчишке. Беспризорник схватил хлеб, жадно откусил кусок, сунул остаток за пазуху и подтолкнул салазки к ногам Горбача. - Садись, дяденька, не стесняйся – дело житейское. Давай, костыль подержу! Горбач потрепал мальчишку по щеке, повернулся и, опираясь на костыль, медленно заковылял по улице, ведущей в город…
admin: Медальон Где-то на подходах к Городку Вера и Ваня тащили санки с мешками хлеба сквозь метель, бьющую в лицо, то впрягаясь оба, когда надо было тащить их в гору, то придерживая сзади, когда они сами катились, рискуя перевернуться, под уклон, где-то мчался по белой, заснеженной дороге белый автомобиль с белыми, облепленными снегом пассажирами, застревая в белых сугробах и скользя на покрытых льдом участках, а Горбач, хромая, брел по пустынным улочкам Городка и наконец приблизился к своему дому. Дом высился пустой темной громадой. Калитку замело снегом, и Горбач, с трудом открыв ее, протиснулся во двор. Только тут он увидел, что окна и двери дома заколочены крест-накрест досками, все вокруг занесено сугробами, и стало совершенно очевидным, что в доме давно уже никто не живет. Горбач беспомощно огляделся. Из трубы дома напротив к небу поднималась тонкая струйка дыма. Почти бегом, насколько это было возможно для хромого человека с костылем, преодолевающего к тому же сугробы, он бросился к этому дому и постучал в дверь сперва кулаком, а потом, в нетерпении и костылем. Наконец дверь отворилась. За дверью стоял дряхлый старик, закутанный в какое-то тряпье. - Что вам угодно? – спросил он хриплым, надтреснутым голосом, вглядываясь в темноту. - Матвей Филиппович, здравствуйте! Это я – Горбач. - Боже милосердный! – Изумился старик, - Володя, мальчик мой, ты жив?! – он дрожащими руками обнял Горбача за плечи и повел в дом. В темной грязной кухоньке он усадил его на табурет, приговаривая: - Какое счастье! Какое счастье! А до нас дошли слухи, что ты убит…. Значит будешь еще долго жить, Володенька…. А вот Верочка-Верушечка, она одна не верила в твою смерть и все ждала тебя, ждала…. Ах как же она тебя ждала… - Что значит «ждала»!? Где она? Где все дети? - похолодев внутри от ужасного предчувствия спросил Горбач. - Ах, Володенька, мальчик мой, какое страшное у нас было лето! Инфлюэнца, холера, тиф…. Полгорода унесла эпидемия. И какая ирония судьбы - все мои умерли, а я, вот видишь – жив…. Горбач схватил старика за плечи и почти закричал: - Где моя жена? Где дети? - Нет их Володенька. Нет. Еще летом они покинули нас навсегда…. Горбач медленно разжал руки и опустил их, не сводя со старика глаз и только отрицательно мотал головой, не желая поверить услышанному, не желая смириться. - Да, да, да! – с какой-то горячечной яростью возразил жесту Горбача старик. – Я сам вот этими руками хоронил их! И маленького Сереженьку – он был первым, через день Машу, потом Алешеньку, а затем и Веру Николаевну, милую твою супругу, ангела нашего доброго…. Ах, Господи, вспомнил! – Вдруг вспомнил он. – Ты погоди, погоди минутку, я сейчас…. Старик вскочил и, шаркая растоптанными башмаками, ушел в соседнюю комнату. В тусклом свете, едва проникающем сквозь задернутые занавески, призрачно поблескивала затянутая паутиной старинная позолоченная мебель. Старик открыл ящик комода, порылся среди каких-то побрякушек и вытащил оттуда медальон на цепочке. Сжав его в руке, он вернулся на кухню. - Вот, - скорбно протянул он Горбачу медальон, - Вера Ивановна перед смертью просила передать… Горбач медленно взял медальон и открыл его. Старинный дагерротип на фарфоре в серебряной оправе изображал Веру Николаевну Горбач, в лучшие годы ее молодости. Миловидное, чуть печальное лицо, немного кокетливая прическа, модная в самом начале века, и большие, будто укоризненные глаза. Горбач вглядывался в лицо своей жены, потом закрыл медальон и бережно спрятал где-то на груди. Затем тяжело встал, взял костыль и направился к двери. - Останься, переночуешь, - сказал ему вслед старик. Но Горбач, не оборачиваясь, отрицательно покачал головой и вышел. Старик припал к окну, глядя ему вслед. На улице Горбач поскользнулся и упал, уронив костыль. Он неуклюже встал на колени, набрал полные ладони снега, растер лицо, вы-терся рукавом шинели, подобрал костыль, медленно поднялся и заковылял прямо перед собой в наступающие сумерки. По-прежнему выла вьюга. Горбач ковылял по дорожке кладбища, а по обе стороны высились заснеженные холмики свежих могил, с грубо сколоченными крестами, а то и вовсе без них – жатва летней эпидемии. Наконец он нашел, то, что искал. Три маленькие могилки и четвертая побольше прижались одна к другой. СЕРЕЖА ГОРБАЧ, младенец. Умер 4 июля 1918 г. НАТАЛЬЯ ГОРБАЧ, 4-х лет. Умерла 5 июля 1918 г. АЛЕКСЕЙ ГОРБАЧ, 8 лет. Умер 6 июля 1918 г. ВЕРА НИКОЛАЕВНА ГОРБАЧ, УЧИТЕЛЬНИЦА. Род. 14 апреля 1890 г. Ум. 7 июля 1918 г. Горбач сел прямо в снег у могилы жены. И тут, в несколько коротких секунд перед Владимиром Горбачом, бывшим штабс-капитаном 127-го артиллерийского полка императорской армии, бывшим красным командиром, промелькнули ярким, красочным вихрем обрывки воспоминаний…. Вот он, молодой прапорщик, танцует на балу вальс с юной Верой, будущей женой, и вдруг летит во все стороны, взорванная снарядами земля и поручик Горбач поднимает солдат, увлекая их за собой к немецким окопам; вот штабс-капитан Горбач несет на руках ребенка по аллее цветущего сада, а навстречу ему идет его жена Вера и ведет за руку малыша, а лицо у нее точно такое, как на фарфоровом дагерротипе; вот вспыхивают в темноте разрывы артиллерийских снарядов и начинается штурм какого-то города, а Горбач в шинели без погон под красным знаменем ведет солдат в атаку; вот он уже в буденовке и красноармейской форме усаживается вместе с женой и двумя детьми перед камерой фотографа и никак не может угомонить детей, и все норовит обнять жену, а фотограф уже приготовил вспышку и вот блеснул ярко магний, и в ту же секунду взмыл в воздух старенький военный фарман, а Горбач, сидя позади пилота, прямо руками бросает вниз две небольшие бомбы и вдруг Фарман загорается, и, кувыркаясь падает; а теперь уже Горбач с перевязанной рукой и головой находится в саду того самого дома, откуда час назад вышел – он прощается со своей женой Верой и двумя детьми, а она держит на руках третьего грудного младенца; и снова грохочут взрывы, и уже в пехотный красный командир Владимир Горбач с наганом в руке ведет за собой в атаку бойцов, и яростный бой кипит вокруг, и сквозь все это смотрят на него пристально и удивленно большие глаза Веры Николаевны, учительницы, его любимой, дорогой жены, все смотрят и смотрят…. Горбач вынул из-за пояса наган, сунул его ствол в рот и взвел курок. Он крепко зажмурился, его лицо исказилось и все же палец на курке не шевельнулся. То ли давно забытое детское религиозное воспитание, согласно которому самоубийство страшный грех, то ли так сладостно впитываемые в юности идеи служения народу, согласно которым следует отдать этому народу всю свою жизнь без остатка и даже смертью своей принести пользу хотя бы одному человеку – так или иначе – Горбач вынул ледяное дуло изо рта, отер лицо и сунул наган за пазуху. Начинало темнеть.
admin: Вера В поле было немного светлее, чем в городе, но вьюга выла еще громче. И вот сквозь этот вой все ближе и ближе стало слышаться хриплое тяжелое дыхание и, наконец, появились две согнутые фигуры, запряженные в санки. Ваня и Вера уже изнемогали, но упорно шагали вперед. - Вы уверены…. Ваня….что мы правильно идем? – запыхавшись кричала Вера. - Уверен….А чего это ты…. «выкаешь»….словно мы это….буржуи какие? – зло спросил Ваня, запыхавшись и, отирая пот со лба. Говорить приходилось громко, чтобы перекричать вой вьюги и оттого разговор походил на ссору. - Можете на «ты», - отвечала Вера, - а я…. Не привыкла…. мы всего три дня назад познакомились, а сегодня впервые разговариваем…. - Ну ты и буржуйка, Петровна! Ох и буржуйка! И как это тебя в комсомол приняли? - Я не буржуйка…. Мой папа врач…. а мама - актриса…. Правда, я у бабушки воспитывалась…. И потом…. я не комсомолка…. - Ну вот! Я так и знал…. Так и чуял! Тут они оба поскользнулись и упали, но не стали вставать, чтобы немного передохнуть, сидя рядом на снегу и тяжело дыша. - Ну, ничего, - продолжал Ваня, запихивая в рот пригоршню снега. - Ничего…. Пока мы доедем…. Я тебя буду это…. Воспитывать…. В нашем пролетарском духе…. - Ну, что ж, попробуйте, - попыталась улыбнуться замерзшими губами, Вера. - Ты мне этой буржуйской улыбочкой не лыбься! - возмутился Ваня. – Ты мне лучше это, - он встал и помог встать Вере, - ты мне скажи…. А почему это ты не в комсомоле, а? - Дело в том, Ваня…. когда образовался комсомол…. я уже была членом партии…. Ваня упал, поскользнувшись от удивления. - Ну да?! Брешешь! Это как же…. как же это получается-то? Тебе сколько лет? - Мне двадцать один, а в партии я уже два года, - Вера помогла ему подняться и они снова потащили санки. - Ишь ты! – Сконфуженно удивился Ваня. – Ну, ты того…. Ты на меня это…. За мою бдительность не обижайся…. - Я не обижаюсь…. Я ужасно устала…. Господи, когда же, наконец, будет эта станция…. Я не могу больше…. - Скоро, Петровна…. Уже скоро…. А ты держись…. Раз партийная – у тебя вдвойне сил должно быть…. Ну-ка, поднажмем! Метель все усиливалась….
admin: Автомобиль А где-то, на другой дороге, медленно пробирался сквозь белые заносы, белый автомобиль. И вдруг мотор чихнул раз, другой и заглох. Водитель весь облепленный снегом выбрался из автомобиля, открыл капот, заглянул внутрь и огорченно сплюнул: - Вот черт! Поршень полетел…. Демин и матросы на заднем сиденье укрылись рогожей и теперь походили на одну огромную снежную бабу с тремя головами. - Что случилось? – закричал Демин. - Ремонт нужен! Демин отбросил рогожу, встал и огляделся по сторонам. - Как я понимаю, мы совсем близко от станции Городок? - Не больше версты, - ответил водитель. – Может на станции инструмент нужный найдется? - Всем выходить! – скомандовал Демин. С пригорка, поросшего кустарниками, было видно, как водитель снова сел за руль, а Демин и матросы вышли из автомобиля и стали толкать его сзади. А видно это было двум всадникам в форме казачьих белогвардейских офицеров. Один из них опустил бинокль и сказал другому: - Кажется это именно то, что ищет полковник Брагин. В штаб полка, быстро! Всадники выбрались из кустарника и начали спускаться с пригорка.
admin: Женщина Снег прекратился, но ветер дул по-прежнему и раскачивал одинокий фонарь, каким-то чудом уцелевший на пустынной окраиной улочке городка. Поеживаясь от холода и стараясь держаться середины мостовой, по улице быстро шла женщина с сумочкой в руке. Вдруг впереди из подворотни вышел верзила в шапке-ушанке и кожухе и не торопясь, вразвалочку, двинулся наперерез к женщине. Она замедлила шаг и повернула обратно, но тут же остановилась, потому что путь назад был уже отрезан: молодой мужчина с небрежно завязанным на шее шарфом и в распахнутой шубе, направлялся к ней. - В чем дело? – спросила женщина, пятясь к забору. – Что вам нужно? - Мадам, - галантно пробасил верзила, - нам нужно всего лишь то, что у вас есть. - Кузя, - укоризненно сказал молодой, подходя ближе, - возьми даму под руку, видишь, она так взволнованна, что не дай бог ей станет дурно. Верзила крепко взял женщину под руку, а молодой неожиданным движением вырвал сумочку из ее рук. Порывшись в сумочке, он обнаружил там стетоскоп, несколько медицинских банок и флакон со спиртом. - И это все? – разочарованно спросил он, вернув женщине сумочку и отвинчивая крышку флакончика. - Я врач из санитарного поезда, - сказала женщина, - меня просили навестить в городе больного ребенка. Пропустите! В поезде меня ждут раненые! - Раненые подождут мадам, - сказал верзила. – А сейчас, вы нужны нам. - Зачем? У меня ничего нет. - У такой красивой женщины всегда найдется что-нибудь для мужчин, - сказал молодой. – Меня зовут Жорж. А это – Кузя. Ваше здоровье, мадам! Подняв флакончик, он вытряс его содержимое в банку, выпил, швырнул банку в сторону и крепко взял женщину под вторую руку. - Пустите! – крикнула женщина, и попыталась вырваться. - Ну что вы, мадам! Мы с Кузей приглашаем вас в гости! - Помогите! – закричала женщина, отчаянно вырываясь. – Помогите! И тут на улице показался Горбач. Он медленно брел посередине проезжей части, опираясь на костыль, и глядел куда-то в бесконечность, как слепой. Услышав крик женщины, он приостановился, безразличным взглядом обвел группу людей перед ним, и заковылял дальше. - Помогите! Ради Бога, помогите! – снова закричала, обращаясь к Горбачу, женщина, но тут же Кузя зажал ей рот. Горбач снова остановился. - Топай своей дорогой, калека! – Беззлобно сказал Кузя. – Ты ничего не видел. Они потащили вырывающуюся женщину в подворотню. Горбач преградил им путь. - Отпустите ее, - без всякого выражения сказал он. Жорж, перемигнувшись с Кузей, перехватил женщину, заломив ей руки за спину, а Кузя, насмешливо глядя на Горбача, направился к нему. Горбач стоял неподвижно, опираясь на костыль. Кузя подошел к нему, оглядел с головы до ног, и легонько толкнул его указательным пальцем правой руки в грудь. Горбач, уронив костыль, упал в снег. Медленно и неуклюже, он поднялся с земли, подобрал костыль, и снова, так же без выражения, сказал: - Отпустите женщину. Кузя вынул из кармана тяжелый кастет и стал неторопливо надевать его на пальцы правой руки. И тут Горбач, совершенно внезапно, наотмашь, ударил Кузю костылем по голове. Ушанка отлетела в сторону, костыль сломался, а Кузя рухнул как подкошенный. Женщина вскрикнула, и Жорж, тотчас же отпустив ее, лихорадочно сунул руку в карман, и вытащил револьвер. Воспользовавшись секундой свободы, женщина отпрянула от Жоржа и бросилась к Горбачу. - Уходите! – сказал он ей. -Он вас убьет! - Идите! – резко приказал Горбач, и оттолкнув от себя женщину, встал между ней и Жоржем. Жорж взвел курок и начал медленно поднимать револьвер. Женщина попятилась, сделав несколько шагов, и снова остановилась. - Бегите и не оглядывайтесь! – крикнул ей Горбач. Она повернулась и побежала по улице. - Ах ты, сволочь! – сказал Жорж Горбачу и почти приложив ствол револьвера к его лбу, нажал курок. Револьвер щелкнул и дал осечку. Горбач неподвижно стоял и с сочувствием смотрел на Жоржа. - Ну, попробуй еще раз, - сказал он. Жорж снова нажал курок. Револьвер дал осечку второй раз. Жорж в ярости швырнул его на землю, отступил на шаг, сунул руку за пазуху, вытащил складной нож и дрожащими руками начал его раскрывать. Горбач с трудом наклонился и поднял револьвер. Он разглядывал его, держа у пояса, и удивляясь, почему оружие не сработало, а когда Жорж, открыв наконец нож, уже шагнул было к Горбачу, Горбач, как бы для проверки нажал курок. Револьвер выстрелил. Жорж уронил нож и упал. Горбач некоторое время, удивленно глядел на револьвер в своей руке, слегка пожав плечами, медленно опустил руку, выронил оружие, и огляделся. Все так же качаясь от ветра, поскрипывал одинокий фонарь на столбе, ни в одном окне не зажегся свет и ни одной живой души не было видно вокруг… Горбач тяжело вздохнул, и сильно прихрамывая, побрел дальше в темноту, оставляя позади себя на белом пятне под фонарем два неподвижных тела, револьвер и сломанный костыль.
admin: Зайцев В маленьком зале ожидания станции Городок несколько десятков пассажиров ютились на скамьях и прямо на полу, прижимая к себе свои пожитки, укутавшись чем возможно, и стараясь поближе держаться к печке-буржуйке. У входа на вокзал со стороны города, запыхавшиеся Вера и Ваня, стаскивали мешки с саней и волокли их по земле к входу в зал ожидания. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась шайка беспризорников. Они с шумом и гамом вертелись вокруг, а двое уже принялись стаскивать с санок оставшийся там мешок. - А ну брысь отсюда, шантрапа! - Крикнул Ваня, и стал разгонять их прикладом винтовки. - Что вы делаете, Ваня! – Закричала Вера. Не смейте их бить! Это же дети! Но «дети» уже бойко волокли мешок в сторону. Ваня, щелкнув затвором, вскинул винтовку и заорал: - А ну ложи взад, ворюга! Пристрелю! Беспризорники, исчезли так же быстро, как появились, а Ваня отчаянно ругаясь, взвалил на плечи отбитый у них мешок. Наконец все три мешка были втащены в теплый зал ожидания, а Ваня и Вера, дуя на обмороженные руки в изнеможении упали на эти мешки. - Ну вот и добрались! – Облегченно вздохнула Вера. – А теперь вы, Ваня, отдыхайте, а я разыщу начальника станции. В кабинете начальника станции стояли у стены два могучих матроса с маузерами в кобурах, а между ними сидел на стуле человек в пенсне с саквояжем на коленях. Они терпеливо ждали, пока начальник станции и председатель ревкома решали с военврачом проблему дальнейшей перевозки раненых. Зайцев говорил тихим охрипшим голосом. - Повторяю еще раз: ремонтные бригады починят путь на Москву в лучшем случае к завтрашнему дню. Раньше выехать в северном направлении невозможно… -Я только что связался со штабом восьмого полка, - сказал председатель ревкома, - сегодня вечером они отправляют под охраной в Тулу обоз на телегах со своими ранеными. Я предлагаю вам перегрузить ранеными из санитарного поезда на телеги и примкнуть к ним. Ремонт путей может затянуться, а раненых необходимо срочно эвакуировать в тыл. - Пожалуй вы правы, - согласился военврач, - мы примкнем к этому обозу. - Пойдемте, решим вопрос с транспортом, - сказал председатель Ревкома и вышел с врачом. В дверях они столкнулись с Верой. - Можно? – спросила Вера у Зайцева. - Смелей, смелей, барышня, входите! – радушно пригласил Зайцев. – Чем могу быть полезен? - Нам нужно срочно на Москву, - немного волнуясь, сказала Вера. - Увы, милая барышня, - разведя руками, в одной из которых была кружка с чаем, а в другой кусок с сахаром, сказал Зайцев. – Всем здесь нужно в Москву, но поезд туда вряд ли будет раньше завтрашнего дня. - Вот мой мандат, - Вера положила на стол документ. – Нет, нет, вы посмотрите как следует! Там подпись самого Луначарского! И не называйте меня, пожалуйста, барышней! - Хорошо, Вера Петровна, - Зайцев мельком глянул на мандат, - я не буду называть вас барышней, но поезд от этого раньше не придет. - Ну, может, хоть товарный какой, или даже паровоз, - просила Вера, - мы поедем на чем угодно, лишь бы скорее. – Вы понимаете, мы везем хлеб для детей-сирот. Они умирают от истощения и голода! Каждая минута дорога… - Ах, Вера Петровна, сейчас тысячи людей умирают от голода и болезней, и если б я мог, - поверьте, я накормил бы и вылечил всех! – Он поморщился и погладил замотанную шарфом шею. – Я обещаю отправить вас первым же возможным транспортом, а пока устраивайтесь там, - он кивнул на дверь, - и если что нужно – всегда к вашим услугам. Вера, некоторое время глядела на него, затем вынула с кармана ском-канную денежную купюру. - Это еще что такое?! – Возмутился Зайцев. – Уж не даете ли вы мне взятку, да еще царской сотней? - Это стрептоцид. Мне бабушка в дорогу дала. Просто завернуть не во что было. Я вижу у вас ангина… Вера подошла к Ване, который тем временем удобно расположил мешки в нише, и теперь развязывал свой вещмешок. - Поезд будет только завтра, - огорченно сказала она. - Ничего Петровна, – утешил ее Ваня. – Подождем. А пока, перекусим. Сегодня у нас прямо таки буржуйский ужин! На мешке лежала горбушка хлеба, щепотка соли и две луковицы. В кабинете Зайцева Демин по-прежнему сидел на стуле между двумя матросами. Зайцев говорил: - Все необходимые инструменты ваш водитель получил. Но если ему починить автомобиль все же не удастся, отправим вас завтра поездом. Я думаю, что к утру путь на столицу откроется. Впрочем, если хотите, можете уже сейчас примкнуть к обозу раненых. Их сейчас перегружают из вагонов на телеги и через час они под охраной отправятся в Тулу. Демин подумал. - Нет. Обоз движется медленно. Лучше подождем, и либо на автомобиле, либо поездом, - но сразу в Москву. - Вот и ладушки! – добродушно улыбнулся Зайцев. – А пока отдыхайте, я уступаю вам на ночь свой кабинет, располагайтесь! - Ну что вы, Степан Игнатьевич! – Возразил Демин. – Зачем же… - Нет-нет! Я чекистов очень уважаю. У вас такая работа…Устраивайтесь, как дома, вон там чаек есть, и сахарку немного осталось. А я в кабинете телеграфиста ночь скоротаю – дело привычное… Лишь бы вам удобно было…
admin: Ваня Ваня и Вера, поужинав, укладывались на мешках. Ваня все ворочался и шумно вздыхал. - Что это вы так вздыхаете, Ваня? – Спросила Вера. - Эх, не спрашивай! – горестно махнул рукой Ваня. – Невезуха мне, Петровна, прямо непруха какая-то! Ну ты сама посуди: пятеро сыновей нас у мамани. Брат Митька и брат Колька в Красной армии сражались – оба в том году полегли. Брат Бориска добровольцем пошел – я за ним. Его взяли – меня нет. Мал еще, - говорят – и все тут! Бориска воюет – я на фабрике болванки точу. Ладно. В комсомол вступаю. Ну, думаю, тут уж сразу на фронт! Н-е-е-т, - говорят: Ваня, давай налаживай комсомольскую работу на фабрике! Налаживаю. Потом вдруг: «Революция в опасности! Все на Деникина!» И вот тут-то наконец меня взяли. Ну, - думаю – повоюем! И что ты думаешь?! В первом же бою, - нет, ты представляешь, Петровна! Меня не пуля, не сабля, не снаряд взяли – бревно дурацкое по башке как садануло! Ну вот и очнулся я в госпитале. Гляжу – обратно везут меня в Москву. Ладно. Вышел из госпиталя, рвусь на фронт. А меня – в подотряд за хлебом! И вот сейчас снова: вместо фронта – обратно в Москву с тобой еду! Да пока я туда-сюда кататься буду, всех беляков без меня перебьют и война кончится. - Ну и пусть кончится, Ваня! Пусть скорей кончится! Ведь война – это ужас, кровь, смерть… - Ну да! Несогласный я, чтоб война без меня кончалась! Я, может, священный зарок дал. Мне пятерых беляков уложить надо. – Он начал загибать пальцы, - за брата Митьку раз! За брата Кольку – два! За дядьку Григория – три, за его сына, братана моего двоеродного – четыре, и за моего дружка Семку – пять. Во! -Какой же вы еще ребенок, - покачала головой Вера. - Ну, вот что, товарищ Соколова, - обиделся Ваня. – Я вам никакой не ребенок, а боец Красной армии, приставленный революцией помочь доставить детишкам хлеб! А ежели вам не нравится моя личность, или слова мои, то не глядите на меня и не слушайте! Он отвернулся спиной, и что-то обиженно бормоча, стал устраиваться на мешках. Вера поправила сползшую с его плеча шинель, и тоже прилегла, по- детски подложив обе руки под щеку.
admin: Ночь Горбач, ссутулившись и сильно прихрамывая, подошел к зданию станции, но не стал входить в зал ожидания, а направился прямо на перрон. На путях не было ни одного поезда, а на перроне ни живой души, только в дальнем его конце горел небольшой костер. Несколько путевых рабочих грелись у огня. Горбач медленно приковылял к костру и спросил: - Будет поезд на Москву? - А кто его знает?! – сказал один – Если путь починят - будет. - Садись, инвалид, погрейся у огня, - пригласил Горбача, уступая свое место, второй. – Нам пора идти рельсы расчищать, а то не дойдет до нас поезд – вишь, заносы какие… Рабочие встали и ушли в темноту. Горбач сел у огня, прислонился спиной к стволу дерева, вытянул к огню ноги и застыл так неподвижно.
admin: Утро А когда наступило тихое солнечное морозное утро, Горбач все так же неподвижно сидел под деревом, у остатков догоревшего костра, и казалось, что он давно умер, замерз и окоченел. Но он шевельнулся, вынул из кармана черный сухарь и стал медленно, методично жевать, глядя куда то в бесконечность. И вдруг в тишине этого морозного утра послышался скрип и лязг, а потом из-за поворота, прямо за станцией, на первом пути, появилась дрезина. Обыкновенная, ручная дрезина, которой обычно пользуются путевые обходчики. Для того, чтобы она двигалась, надо было постоянно работать рычагом, а человек, который вел дрезину видимо совершенно обессилел. Он повисал на рычаге всем своим телом, чтобы заставить дрезину проехать еще несколько метров, но дрезина уже не двигалась. Не доезжая до того места на перроне, где под деревом сидел Горбач, человек спрыгнул с дрезины, поскользнулся, упал, поднялся, и шатаясь побежал. На нем была лишь изодранная окровавленная рубаха. Он пробежал по перрону, и навстречу ему из здания вокзала выскочил Зайцев. - Коля. Что с тобой? Что случилось?! – испуганно спрашивал он. - Степан Игнатьевич, - едва переводя дыхание и морщась от боли говорил тот, - на четвертом разъезде, где мы путь восстанавливали…под самое утро…пятеро в шинелях…с ящиками…мы думали наши… - Коля, Коля, успокойся, погоди… Какие пятеро? Какие ящики? - Белые, Степан Игнатьевич! - Белые?! В тылу у нас? Ты что Коля? Это невозможно! - Возможно! А в ящиках – взрывчатка! Нас схватили… Мы уже почти все восстановили… а они взорвали и теперь пути на Москву снова нет…Я едва выбрался…стреляли вслед…но я на дрезине… -Да что же это такое? - Растерянно спрашивал сам себя Зайцев, - да как же это так?.. Из здания вокзала выбежал взволнованный телеграфист и бросился к Зайцеву. -Степан Игнатьевич! Телеграмма! Из ревкома! Красные уходят! Городок захватывают белые! Они наступают в сторону станции… В ту же минуту, где-то за лесом грохнул артиллерийский выстрел, и по ту сторону вокзала на привокзальной площади разорвался снаряд. - Господи… - прошептал Зайцев, - путь на юг разобран… путь на Москву взорван…станция отрезана…мы в ловушке! Где-то, совсем близко громко застучал пулемет и защелкали одиночные выстрелы.
admin: Горбач Среди нескольких десятков пассажиров, которыми был забит зал ожидания станции, началась паника. Сонные люди вскакивали, опрометью кидались бежать, роняя свои пожитки, сталкиваясь, падая, и крича что-то истошными голосами. Вслед за первым снарядом невдалеке разорвался еще один, и следом, совсем рядом, третий. Перепуганные люди выбежали на привокзальную площадь, но здесь-то и было опаснее всего. Свистели пули и шел неравный бой: небольшой отряд красноармейцев, отстреливаясь, отступал к вокзалу, едва сдерживая наступление белых. Перед зданием станции стояла открытая белая машина Демина и ее водитель с маузером в руке отстреливался, прячась за нее. Перепуганные пассажиры бросились обратно, в здание вокзала, и проскочив через него, стали убегать через перрон и пути в лес по ту сторону станции. Теперь на перроне образовались суета, паника и лишь один Горбач, все так же отрешенно сидел под деревом и, безразлично глядя на всю эту суету, жевал свой сухарь. Ваня и Вера, крича что-то друг другу, и не слыша друг друга в грохоте взрывов, треске пулемета и людском крике, тащили к выходу на перрон свои мешки. По пути им попался Зайцев, и Вера схватила его за рукав. - Степан Игнатьевич! Нужно срочно вывезти отсюда хлеб! Скорее! Вы же обещали! - Видите, вон дрезина! Грузитесь на нее и ждите меня, - крикнул Зайцев, а сам бросился в здание вокзала. Тут к нему подбежал шофер Демина с маузером в руке. - Где Демин? Где наши? – кричал он. - Машина уже на ходу! Я починил ее! Надо немедленно ехать! - Ее там сейчас разобьют вдребезги! – Закричал ему в ответ Зайцев. - Садись за руль и гони быстро на перрон под прикрытие вокзала! Мы сейчас выйдем туда! Водитель бросился к машине, а Зайцев в свой кабинет. В ту же секунду очередной снаряд попал прямо в здание. Зайцева сбило с ног, но он, оглушенный, поднялся. Рядом с ним ничком лежал водитель с окровавленной головой. Зайцев, пошатываясь, направился в свой кабинет. Снаряд угодил именно туда. В стене зияла огромная дыра, матросы лежали мертвые, заваленные кирпичом и штукатуркой, а чуть поодаль – Демин. Зайцев растерянно остановился, с ужасом глядя на трупы, потом повернулся и хотел было уже выйти, как вдруг Демин застонал. Зайцев бросился к нему, и тут же увидел, что нижняя часть тела Демина привалена огромным куском кирпичной стены, вырванным взрывом. Зайцев попытался сдвинуть эту глыбу, но она даже не шевель-нулась. - Степан Игнатьевич, - слабым голосом сказал Демин, - это бесполезно. Не пытайтесь… Я уже мертв… Где водитель? - Кажется, убит. - Наклонитесь ко мне… Зайцев присел на корточки подле умирающего. - Степан Игнатьевич, - прошептал Демин, слабея на глазах. – Возьмите это, - он указал глазами на саквояж, лежавший рядом, - и уходите от белых как можно скорее! Дело государственной важности…Вы единственный…больше некому…я вам доверяю…Здесь золото…три слитка по десять фунтов – всего двенадцать килограмм. Доставьте все это в Москву, в Наркомфин… И никому ни слова, слышите! Выполняйте! - А как же вы? – Растерянно спросил Зайцев. - Кончился я… Вышел весь… Быстрей! – Из последних сил закричал Демин, и подняв руку с маузером, направил оружие на Зайцева, - уходите немедленно! Зайцев, прижимая саквояж к груди обеими руками, попятился к двери. Однако, водитель Демина не был убит. Он поднялся, тряхнул головой и обеими руками протирая глаза, шатаясь, вышел из здания. Белые были уже совсем близко, а маленькая горстка оставшихся в живых красноармейцев, отстреливаясь из пулемета, отступала к путям. Двигатель работал и автомобиль подрагивал. Водитель, как слепой, ощупывая руками автомобиль, перекатился через лежавшую на переднем сиденье бочку с горючем, сел на свое место и взялся за руль. Тем временем, на перроне Ваня с мешком на плечах, сгибаясь под его тяжестью, бежал к дрезине. По дороге он сообразил, что будет проще подогнать поближе дрезину, уронил мешок и побежал к ней. Он оставил этот мешок рядом с сидевшим под деревом Горбачом, и Вера, которая металась между этим и двумя лежавшими поодаль мешками, обратилась к Горбачу: - Пожалуйста, помогите! Хоть один мешок донесите! Это для детей, понимаете…Пожалуйста! Горбач поднял на нее глаза и отрицательно покачал головой. - Вы сухой черствый эгоист, – со слезами на глазах крикнула Вера, - у вас наверное, нет детей! - Нет, - сказал Горбач. - Нет. - И не будет! – Зло крикнула Вера и бросилась обратно к мешкам. Она попыталась тащить один из них по снегу, но даже это было ей не под силу. Горбач смотрел на нее и жевал сухарь. На перрон, треща и хлопая, въехал белый автомобиль и остановился между Верой и Горбачом. Водитель протирал глаза, - он явно плохо видел. По его щеке из раны на голове текла кровь. В ту же секунду с противоположной стороны перрона показалась группа белых казаков на лошадях. Они преследовали остатки разгромленного красноармейского отряда. Водитель с окровавленным лицом выбрался из автомобиля, и как-то странно озираясь, все тер свои глаза, пачкая руки в крови. - Что это? – Бормотал он. – Я ничего не вижу… - Товарищ Демин, где вы? Есть тут кто-нибудь?! Протянув перед собой окровавленные руки, он брел прямо на Веру, которая в ужасе отшатнулась. Вдруг со стороны белых, прозвучало несколько выстрелов, и водитель, охнув и странно закружившись на месте, упал прямо под ноги Вере. Вера дико закричала, и прижавшись спиной к стене, стала медленно сползать по ней на землю. Ваня бросился к ней. - Ты что, Петровна?! Поднимайся! Пошли! Один мешок остался… Вставай! Ну что ты! - Нет! Нет! Я боюсь! Мне страшно! – Кричала Вера в исступлении, и отползала в сторону. - Петровна, ты что, опомнись! – Кричал Ваня. – Вставай, пошли скорей, там же тебя дети голодные ждут! Вставай, милая! - Нет! Оставьте меня! Оставьте! Я боюсь! – В истерике визжала Вера. - Да ты что?! – Яростно заорал Ваня. – А ну встать! – Он схватил винтовку и передернул затвор. – Расстреляю! За измену революции! Встать, кому говорю, сука! Вера, будто спохватилась, опустила руки, и подняла голову, глядя на Ваню с ужасом и изумлением. И тут же увидела за его спиной, как на перрон выехали четверо конных белых казаков, и набирая скорость, помчались прямо на них. - Ваня! – Крикнула Вера, указывая на казаков пальцем. Ваня обернулся. - Ах вот вы где, гады! – Закричал он. – Ну наконец-то! Всадники с поднятыми шашками мчались по перрону во весь опор. Ваня опустился на колено, прицелился и выстрелил. - За брата Митьку! Один из всадников упал, но трое скакали дальше прямо на них. - Есть! – Восторженно воскликнул Ваня. – Есть первый! Всадники были уже совсем близко. - Ва-а-ня! – В ужасе закричала Вера. И тут за ее спиной сухо и громко щелкнули три выстрела подряд. Не доехав нескольких шагов до Вани и Веры, все трое всадников уронили шашки и повисли в седлах. Ваня и Вера, едва успев отшатнуться от промчавшихся мимо лошадей, обернулись. За их спинами стоял Горбач и держал в руке наган. - Торопитесь, - сказал он. – Они выкатывают орудие. По перрону бежал Зайцев с саквояжем. - Скорей! – Кричал он. – Скорей в дрезину! Горбач посмотрел на другой конец перрона, куда выкатывали орудие, потом на Ваню, Веру и Зайцева, которые тащили последний мешок к дрезине. Зайцев, запыхавшись, оглянулся, и увидел орудие, ствол которого медленно поворачивался в их сторону. - Мы не успеем! – Отчаянно закричал он. – Бросайте эту дрезину! Бежим в лес! - Как? А хлеб?! – Возмутилась Вера. - Какой хлеб, барышня?! – Видите – орудие! Нас накроют, прежде чем мы успеем отъехать. Стой, инвалид, ты куда?! – Закричал он, увидев, что Горбач двинулся в сторону белых. Горбач, сильно прихрамывая, удалялся от них. Вокруг свистели пули, но он не обращал на них никакого внимания. Подойдя к автомобилю, который стоя на месте, урчал и покачивался от работы двигателя, Горбач отвинтил пробку бочки, лежавшей на переднем сиденье, понюхал ее и завинтил обратно. Затем снял свой ремень, затянул на руле автомобиля и привязал к переднему сиденью, так чтобы рулевое колесо не могло поворачиваться. Потом взял из догорающего костра, возле которого грелся ночью, тлеющую головешку и бросил на переднее сиденье на место водителя. Дотянувшись рукой до тормоза, он отпустил его и перевел рычаг сцепления на скорость. Автомобиль зарычал и двинулся по перрону прямо на орудие, которое установили в противоположном его конце, и ствол которого уже повернулся в их сторону. Артиллеристы как раз подносили к замку снаряд, когда увидели едущий прямо на пушку автомобиль. Горбач, стоя во весь рост на перроне, медленно поднял свой наган и выстрелил вслед автомобилю несколько раз. Из трех пулевых отверстий в бочке брызнули три струйки горючего, одна из которых попала прямо на тлеющую головешку. Столб огня взметнулся к небу. Зайцев, Вера и Ваня бросились ничком на землю, но Горбач по-прежнему стоял во весь рост. Его тут же отшвырнуло взрывной волной, его тело перевернулось не-сколько раз, прокатившись по перрону, и застыло неподвижно. Зайцев вскочил и бросился к дрезине. - Скорей! Поехали! - А он?! – закричала Вера, указывая на Горбача. – А как же он?! - Садись быстро! – кричал Зайцев. – Он убит! Белые опомнятся и нам крышка! - Нет! – закричала Вера. – Он нас спас, а мы… Нет! – и бросилась к Горбачу. - Куда? Назад! – заорал Ваня, и беззвучно выругавшись схватился за рычаг дрезины. Зайцев помог ему, и дрезина догнала Веру, когда она уже подбежала к Горбачу. Ваня и Зайцев соскочили, и подняв Горбача, уложили на мешках с хлебом на дрезине. Вера устроилась рядом, расстегивая ворот его шинели. - Поехали! Скорей! – волновался Зайцев. Они с Ваней дружно налегли на рычаг, и набирая скорость, дрезина начала удаляться от станции. Белым было не до того, они ликвидировали последствия взрыва, и дрезина, оставшаяся никем незамеченной, покинув пределы станции, скрылась за поворотом.
admin: Дрезина На задней скамейке дрезины, работая рычагом, трудились Ваня и Зайцев, на мешках между скамейками полулежал Горбач, а на передней скамейке сидела Вера и пыталась привести его в чувство. Не открывая глаз, Горбач поморщился и прошептал: - Вера… Вера … - Я здесь, я здесь, - ласково говорила Вера. – Сейчас все будет хорошо, - и прикладывала к его лбу снег. Вдруг Горбач, не открывая глаз медленно поднял руку и прикоснулся к руке Веры. - Это ты? – прошептал он, ласково сжимая ее руку и открыл глаза. Он вгляделся в лицо Веры и убрал руку. - Я жив? – прошептал он. - Вы живы, - Вера погладила его руку. – Вы спасли нас… Если бы они успели навести орудие… - Ах, да, - вспомнил Горбач, - орудие… - он приподнялся на мешках и сел. - Очнулись? – полувопросительно сказал Зайцев и добродушно утешил: – Это легкая контузия, скоро пройдет! - Куда мы едем? – спросил Горбач. - Покамест подальше отсюда, - ответил Зайцев, - потом на Москву. - Поехали с нами! – восхищенно предложил Ваня. – Хлеб в Москву доставим – и на фронт! Ну мне понравилось, как вы трех беляков из нагана срезали! Бац-бац-бац! И нету! Здорово. И с автомобилем – тоже. А как вы на них пошли – во весь рост! Неужто не страшно было? Горбач, как-то странно посмотрел на него и ничего не ответил - А мне стыдно, - сказала Вера. – Вы меня, Ваня, простите за слабость. Я сама не думала, что смогу так испугаться. - Да ладно, Петровна, чего там, - смутился Ваня, - с кем не бывает… - До сих пор мне казалось, что я смелая. В нашем погребе была типография. Я разносила листовки. Потом было подполье… Но ни разу на моих глазах не убивали человека… Когда я увидела страшную рану на его голове… Кровь…И как он упал… А тут белые мчаться прямо на нас… Это было ужасно. Но все равно я презираю себя за трусость. - Кончай, Петровна, каяться! Не на исповеди! – сердито сказал Ваня. Прошла боевое крещение – и все! Больше бояться не будешь. - Давай-ка, Ваня, сбавляй ход! – скомандовал Зайцев. – Сейчас за поворотом будет полустанок, надо оглядеться. Вдруг там белые. Дрезина замедлила ход и остановилась не доезжая до поворота. Зайцев и Ваня пошли вперед по шпалам. Вера, поколебавшись, направилась за ними. Горбач остался в дрезине один. Он вынул из кармана шинели горстку патронов и стал перезаряжать свой наган. Потом тоже сошел с дрезины. Голова еще немного кружилась, и он пошатнулся. Постоял немного и двинулся вслед за остальными.
admin: Полустанок Из-за поворота открывался вид на маленький полустанок. Справа на путях стоял одинокий товарный вагон, слева от путей нахо-дился небольшой деревянный домик, а на коротком перрончике возле него горел костер. Вокруг костра расположились четверо белых казаков. Они грелись у огня и жарили нанизанного на пику поросенка. В нескольких шагах от костра стояли, сложенные пирамидкой четыре винтовки. - Их всего четверо, - сказал Ваня. - Но мимо не проедешь – остановят, - усомнился Зайцев. - Сейчас уберем, - решил Ваня. – Вы с Петровной возвращайтесь в дрезину, а мы вот с товарищем доберемся до того вагона и оттуда перестреляем их как зайцев! А?! – очень довольный своим планом спросил он у Горбача. - Не надо лишней крови, - сказал Горбач. – Я выйду со стороны станции и поговорю с ними. А ты пробирайся к вагону и будь наготове. Стрелять только в крайнем случае! Ясно? Многолетняя привычка отдавать приказы, звучала в тоне, каким произнес эти слова Горбач, и Ваня невольно подтянулся. - Есть! – козырнул он и нырнул в лес с правой стороны. - Подгоните сюда дрезину и ждите нашего сигнала, - велел Горбач Зайцеву. - Слушаюсь! – кивнул Зайцев и побежал к дрезине. - Я с вами! – сказала Горбачу Вера. - Зачем? – холодно спросил Горбач. – Это опасно. - Именно поэтому, - ответила Вера. Я не хочу бояться! Горбач пожал плечами, и прихрамывая, перешел пути. Вера, набрав полные легкие воздуха, будто готовясь нырнуть, по-бежала за ним. Зайцев был уже в дрезине. Некоторое время он пристально вглядывался вперед. Выждав немного, он огляделся по сторонам, и убедившись что вокруг никого нет, достал из-под скамейки саквояж и осторожно открыл его. В саквояже лежали три золотых кирпича. Зайцев вынул один из них, взвесил в руках, удивляясь его тяжести, тут же спохватился, и сунув слиток обратно, огляделся. По-прежнему, вокруг никого не было видно. Тогда Зайцев быстро развязал все три мешка с пшеницей, вынул из саквояжа слиток, разгреб в первом мешке зерно и затолкал слиток поглубже. Точно также он поступил с двумя остальными слитками, сунув их в оставшиеся два мешка. Потом крепко завязал все мешки, достал из-под скамейки разводной ключ, еще несколько инструмен-тов, положил их в саквояж и закрыл его. Затем, еще раз огляделся, вытер вспотевшие руки, и взялся за рычаг. Дрезина медленно покатилась к повороту. Ваня, успешно добрался до товарного вагона. Вагон был пуст, а раздвижные двери с обеих сторон открыты. Ваня забрался в вагон со стороны леса, устроился у двери, выходящей в сторону перрончика, и осторожно взведя затвор винтовки, взял на прицел группу казаков у костра, которые находились теперь в каких-то десяти шагах. Горбач и Вера, пробираясь по глубокому снегу, вышли из лесу со стороны деревянного домика полустанка. Домик состоял из сквозного коридора, выходящего на перрончик, и двух комнат по обе стороны этого коридора. Вокруг ни души. Горбач с наганом в руке вошел в коридор. Вера не отставала ни на шаг. Горбач осторожно заглянул в комнату. Там стоял разбитый телеграфный аппарат, валялись на полу сломанные стулья и обрывки телеграфной ленты. Окна были забраны крепкой решеткой. В правой комнате окна распахнуты. Стекла выбиты, скудная мебель поломана, а на полу ничком лежал человек в форме железнодорожника. Горбач склонился над ним, глянул на стоящую в дверях Веру, и покачал головой в знак того, что человек мертв. Потом быстро вышел из комнаты и осторожно выглянул на перрончик. Четверо казаков, смеясь и беседуя, жарили поросенка, и были полностью поглощены этим занятием. Между ними и Горбачом стояла пирамида винтовок. Горбач оглянулся, и увидел, что Вера стоит на пороге комнаты, где лежал труп железнодорожника. Она с трудом отвела взгляд от покойника, прислонилась к стене, и стояла так, дрожа всем телом. С перрончика донеслись громкие взрывы хохота. Горбач подошел к Вере, легонько тряхнул ее за плечо и посмотрел в глаза. Потом взял за ствол свой наган и протянул ей. Вера испуганно отрицательно покачала головой. Горбач взял ее руку, снял с нее варежку, вложил в руку наган и жестом велел встать у выхода. Затем повернулся, и спокойно, открыто, вышел на перрончик. Казаки у костра заметили Горбача, когда он приближался к винтовкам. Его появление не произвело на них большого впечатления, просто один из них сказал что-то другим и все повернулись в его сторону. Они с некоторым удивлением смотрели, как хромающий инвалид в шинели, без ремня и погон, медленно ковылял к ним, и только тогда, когда он взял из пирамидки винтовку, один из казаков вскочил на ноги, но было уже поздно. Горбач щелкнул затвором, и направив винтовку на казаков, молча приближался. Тем временем, Вера стояла в коридоре и не в силах унять дрожь от страха и холода, сунула наган под мышку левой руки, грея у рта правую. И вдруг сквозь открытую дверь, выходящую в сторону от путей, она увидела пятого казака. Это был совсем молоденький офицер, он держал в руках полузамерзшую синицу и отогревал ее своим дыханием, что-то ей приговаривая и улыбаясь. Он направился куда то в сторону и скрылся с поля зрения Веры. Чтобы увидеть его, Вере пришлось войти в комнату, где лежал покойник, и она вошла, снова взяв наган в правую руку, и продолжая наблюдать сквозь открытое окно за молодым офицером. Улыбаясь, и ласково разговаривая с синицей, он направился в обход домика на перрончик. Вера бросилась к противоположному окну, переступив через мертвое тело, лежавшее на полу. В окно она увидела, как офицер вышел из-за угла и на секунду замер. Вера глянула в другую сторону, и увидела, что спиной к ним стоит Горбач с винтовкой в руках, и говорит что-то четверым казакам, которые медленно поднимают руки. Все дальнейшее произошло очень быстро. Офицер, продолжая держать синицу в левой руке, правой вынул из кобуры револьвер, и подняв его, тщательно прицелился в Горбача. Вера обеими руками вскинула наган и выстрелила. Офицер находился совсем рядом, за окном, и Вера, все еще держа наган в вытянутых перед собой в руках, видела его удивленный взгляд, когда он повернул к ней голову после выстрела. Офицер уронив револьвер, упал. Синица выпорхнула из его разжавшейся ладони, и взмыла к небу. Горбач резко обернулся на звук выстрела и в ту же секунду один из казаков бросился на него. Но тут из товарного вагона выстрелил Ваня, и казак покатился под ноги Горбача. - За брата Кольку! – воскликнул Ваня. – Есть второй! – и выпрыгнул из вагона. – А ну руки вверх, белая сволочь! – и побежал через пути. Но трое остальных казаков не собирались сопротивляться, они еще выше подняли руки и отступили на несколько шагов. - Лицом к стене, контра! – закричал Ваня. – Живо! Именем революции! За борьбу против советской власти приговариваю вас к расстрелу! - Спокойно! – сказал Горбач, и положив руку на ствол винтовки, опустил его вниз. – Не суетись. Идите туда быстро! – скомандовал он казакам, указывая на домик. Казаки, испуганно косясь на Ваню, гуськом прошли в коридорчик. Там они сняли свои портупеи с шашками, и бросив их на пол, вошли в комнату, где на окнах была решетка. Здесь Горбач запер их на ключ снаружи, и швырнул ключ подальше в сугроб. - Так будет лучше, - сказал он Ване. – Подавай сигнал Зайцеву. Можем ехать. Они вышли на перрончик, и Ваня, свистнув, замахал буденовкой. Из-за поворота показалась дрезина. Вера все еще сжимая наган обеими руками, стояла над телом убитого ею офицера. Это был юноша, почти мальчик. Он смотрел в небо, широко от-крытыми удивленными глазами. Горбач тихо подошел сзади. - Идемте, - мягко сказал он. - Я убила его? – тихо спросила Вера, как бы не веря своим глазам. - Да, - сказал Горбач. - Но если бы я… Он хотел… Он целился в вас… - Война есть война, - пожал плечами Горбач. - Наверно это очень плохо, но в ту секунду я думала вовсе не о вас. Я вдруг поняла, что если он выстрелит, казаки схватят свои винтовки, потом убьют Ваню, меня и Зайцева, и некому будет отвезти хлеб. Вы когда-нибудь видели больных и голодных детей? - Нет, - сказал Горбач сухо. – Я никогда не видел больных и голодных детей. Но вы подумали правильно. Вера медленно протянула ему наган. Горбач взял наган, вынул из кармана патрон и вложил в освободившееся отверстие барабана.
admin: Разъезд Дрезина двигалась дальше. Рычагом работал один Зайцев, остальные доедали жареного поросенка. - Экая досада, - говорил Ваня, - малость не дожарился. Надо было подождать еще полчасика. Поешьте, – он протянул Зайцеву поросячью ножку и взялся за рычаг, - а я поработаю. А ты чего такая невеселая Петровна? Беляка того жалко, что ли? - Перестаньте, Ваня, я не хочу об этом говорить, - резко оборвала его Вера. - Мягкое у тебя сердце, Петровна. Ой гляди, подведет тебя доброта! - Как далеко мы уже отъехали? – спросила Вера у Зайцева. - Двадцать верст, - показал Зайцев на столб у полотна. – Еще две – и будет разъезд, где наши чинили путь, а потом какие-то белые снова взорвали. - А если они все еще там, эти белые? – спросила Вера. - Вряд ли. Хотя кто его знает… Плохо, что тут путь прямой, как стрела. Не удастся проехать незаметно… Хоть бы бинокль был, что ли… Бинокль был у другого человека. Он стоял на крыше будки стрелочника и внимательно глядел в этот бинокль вдоль путей. - Плывут какие-то пиджачки, - сказал он. Дрезина. А в ней четыре клиента. Человек был со смуглым лицом, в ярко-красном галифе, в кожаной куртке и лихо заломленной папахе. Он ловко спрыгнул с крыши и скомандовал группе всадников: - По местам, мальчики! Дрезина медленно приближалась к разъезду. Зайцев работал рычагом, Горбач с наганом и Ваня с винтовкой присели за мешками, глядя вперед. Из-за их спин выглядывала Вера. Впереди все казалось пустынным и безлюдным. Полустанок разворочен взрывами. Согнутые рельсы и шпалы валялись по сторонам. Воронки от взрывов ярко чернели на белом снегу. Единственное строение – будка стрелочника, светилась насквозь пустыми оконными отверстиями. Чуть поодаль валялись несколько занесенных снегом бочек. Дрезина медленно подкатилась к месту, где рельсы были взорваны. Ваня и Горбач вышли и огляделись. - Никого, - сказал Ваня. – Пусто. - Слава Богу! – обрадовался Зайцев. – За работу! Они начали стаскивать мешки с дрезины. Зайцев приговаривал: - Как только этот участок минуем – считай все! Дальше белых нет, там ведь глубокий тыл. Остается двадцать верст до станции Осинка, а оттуда мо-жет и поезд есть на Москву. Они сгрузили мешки с хлебом и взялись за дрезину. - Она не тяжелая, - успокаивал Зайцев, - мы вдвоем ее поднимали… Ну-ка взяли! Все четверо подняли дрезину, и понесли огибая воронки. Когда они были как раз посередине разрушенного участка, из-за бочек поднялся смуглый человек в красном галифе с парабеллумом в руках. - Прекрасно! – сказал он, направив на них парабеллум. – Вот так и стойте. И держите крепко, а то если упадет, ноги отдавит. Он коротко свистнул, и со стороны леса к ним побежала группа людей. Когда они окружили Горбача, Веру и Ваню, стоявших неподвижно с дрезиной в руках, смуглый сказал: - А теперь аккуратно поставьте на землю, глубоко вдохните и поднимите руки вверх. Исключительно для расслабления мышц. Устали, ведь верно?! Всех четверых обыскали и связали им руки. - Ну вот, - сказал смуглый. – А теперь прошу следовать за мной. Мешочки и саквояжик не забудьте, ребята! – скомандовал он своим людям, и вся группа направилась в сторону леса.
admin: Мезенцев Это был обширный высокий зал какого-то полуразрушенного старинного замка. Некоторые окна с разбитыми витражами были заткнуты подушками и тряпьем, повсюду валялись обломки кирпича и битые стекла, но огромный камин с остатками былых украшений пылал во всю и оживлял эту явно заброшенную развалину. Две дюжины разнообразно и причудливо одетых людей находились в зале. Одни чистили оружие, другие в углу играли в карты, третьи – спали прямо на мозаичном полу подле камина. Справа и слева во всю длину зала тянулась колоннада и за колоннами виднелись лошади. Конюшня была тут же. Смуглый человек в красном галифе, раздраженно хлопая себя нагайкой по бедру, распекал какого-то бородатого мужика весьма благообразного вида, который держал в руках толстую засаленную приходно-расходную книгу. Вдруг откуда-то сверху раздался крик: - Едут! Наши едут! Вслед за тем несколько человек ловко спустились с галереи по веревке и бросились распахивать широкие двухстворчатые двери зала. Снаружи послышался какой-то рокот, треск, крики, потом двери распахнулись и прямо в зал, лихо вкатил старенький, помятый броневичок, из башенки которого, однако, грозно торчал ствол пулемета. Броневичок развернулся и застыл передом к дверям, которые уже закрывали. В дверях находилась калитка, и сквозь нее в зал ввалилась еще дюжина людей прямо с мороза. Они весело хлопали себя по бокам, раздевались и стаскивали оружие, которым были увешаны. Смуглый человек в красном галифе бросился к броневику. Из люка броневика ловко выбрался мужчина средних лет со щегольски подстриженными усами, одетый так, как должен был быть одет элегантный автомобилист, согласно журналу мод 1912 года: широкое кепи, большие специальные очки, изящная кожаная куртка, а на руках кожаные автомобильные перчатки без пальцев. Стаскивая эти перчатки жестом аристократа, вернувшегося из ночного клуба, он сказал человеку в красном галифе: - Я чертовски проголодался, Паша. Прикажи накрыть к обеду! - Мальчики! – распорядился Паша. – Обед для Аркадия Николаевича! Тотчас же несколько человек поставили у камина длинный стол, накрыли его белой скатертью и начали сервировать, как в лучшем ресторане, с ловкостью и умением, говорящими о привычности этой процедуры. - Никита! – обратился Аркадий Николаевич к мужику с приходно-расходной книгой. – Во дворе трое саней с новым товаром. – Оприходуй, как надлежит. Если пропадет хоть одна мелочь – шлепну собственноручно! - Ну как пошло? – спросил Паша. - Вполне удовлетворительно, - ответил Аркадий Николаевич. – Главное, точно выбрать время. Мы подъехали, когда красные уже покинули Городок, а белые еще не успели его еще занять. Взяли все ценное, что там оставалось. Да еще на обратном пути обоз белых под руку попался. Угощайся! Английские. Из поставок Антанты, - он протянул Паше коробку с сигарами. – А что с поездом? - Поезда не было. Но попались забавные клиенты. - Давай их сюда. За обедом обо всем доложишь. Аркадий Николаевич снял автомобильные очки, умыл руки и лицо водой из кувшина, который ему услужливо подали, вытерся белоснежным полотенцем, и сел за стол, накрытый так, будто вокруг не было войны, голода и нищеты. Тем временем Паша привел семерых пленников. Кроме Горбача, Зайцева, Веры и Вани, здесь были еще три белогвардейских офицера. Прямо напротив стола, за которым готовился обедать Аркадий Николаевич, посреди зала находилась резная деревянная колонна, и слева от нее Паша разместил белых офицеров, а справа – пассажиров дрезины. На свободном краю стола Паша аккуратно сложил оружие, документы и мелкие вещи, изъятые у задержанных. Чуть поодаль, перешептываясь и посмеиваясь, как бы в ожидании интересного спектакля, стали располагаться зрители. Аркадий Николаевич расстегнул куртку, вынул из-за пояса маузер, положил перед собой на стол, налил рюмку водки из хрустального графина, выпил и стал закусывать. В процессе этих действий он не сводил глаз с пленников, внимательно изучая их. Наконец, вытерев рот салфеткой, он сказал: - Господа! Товарищи! Меня зовут – Аркадий Николаевич Мезенцев. Возможно, эта фамилия вам знакома. Русская пресса уделяла мне много внимания в период между двумя революциями. «Вооруженное нападение на почтовый поезд под Николаевым!», «Смелый налет на Харьковский банк!», «Приговоренный к пожизненной каторге опасный преступник Мезенцев снова бежал из мест заключения!» и так далее и тому подобное… А вот это – Паша, мой помощник и ученик. Специалист по железнодорожным операциям. Исходя из вышеизложенного, цели и характер нашего маленького отряда, я полагаю, вам совершенно ясны. Хочу заметить, что будучи далек от всякой политики, я совершенно безразличен к вашим взглядам и убеждениям. Белые, красные, зеленые, голубые, анархисты и прочие интересуют меня лишь постольку, поскольку могут полезны в приобретении тех или иных, сугубо материальных ценностей. Не откажусь от советов и указаний, где, когда и каким образом я мог бы эти ценности отыскать в наше трудное и поистине нищее время. Подумайте об этом, пока Паша расскажет мне о вас. Мезенцев любезно поднял рюмку в честь своих «гостей», а Паша стал докладывать: - Я по порядку, Аркадий Николаевич. Вы, значит, еще затемно в Городок уехали, а я засел с мальчиками в лесу и жду поезд из Москвы. Вдруг за лесом, где разъезд, как рванет! Ну мы сразу туда. И что видим? Пятеро господ офицеров в красном тылу взрывают железную дорогу и тем самым лишают нас долгожданного поезда. Вы уж простите, Аркадий Николаевич, но я так на них за это осерчал, что двоих прямо на месте шлепнул, а троих вот привел.- Он взял со стола документы и представил офицеров – подпоручик Яковлев, подпоручик Андреев и поручик Сидоров, офицеры разведки штаба десятого казачьего кавалерийского полка. При них был целый ящик взрывчатки, которую они еще не успели использовать – вот он. Паша указал на стоящий у камина ящик с ярко красной английской надписью: DANGER – взрывоопасно. - Позволю себе заметить, - вмешался поручик Сидоров, - что в ящике находятся пироксилиновые шашки без упаковки. Одна искра от камина – и всех нас тут разнесет в клочья! - Справедливое замечание, - сказал Мезенцев. – Терпеть не могу шуток со взрывчаткой. – Эй, Никита! Оттащи ящик подальше. Или нет! Неси сюда – я погляжу, что это за шашки. Никита осторожно поднял ящик и принес к столу. - Ставь! – расчистил место у своих ног Мезенцев. Открыв крышку, он заглянул в ящик, и присвистнул. – Великолепный импортный пироксилин! При помощи такого, я взял когда то сейф в Орловском банке. Это нам пригодится. Продолжай, Паша! - Ну, я все же подумал, а вдруг красные не знают, что путь взорван и пустят поезд. Ждал, ждал – нету. Уже собирался сваливать оттуда, как вдруг гляжу – плывут четверо на дрезине. У господ белых офицеров хоть пара золотых колец нашлась, ну, а эти – советские – ясно, нищие. Правда, три мешка хорошей пшеницы везли – вон у стенки стоят. А людишки такие, - он взял следующую пачку документов. – Зайцев Степан Игнатьевич, начальник станции Городок, беспартийный, родился в деревне Семибабы Тульской губернии… - Минуточку! – заинтересовался Мезенцев. – Зайцев… Зайцев… Игнатьевич? Ага! А кто ваш отец, Зайцев? - Мой-то? – Зайцев принужденно улыбнулся. – Мельник он был. Помер два года назад. - Ну конечно! – вспомнил Мезенцев. – Игнат Зайцев! Небольшая ветряная мельница за деревней Семибабы. - Совершенно верно, - обрадовался Зайцев. – Мололи там когда-нибудь? - Мололи, - сказал Мезенцев. – Языками. С твоим батюшкой. Прятался я на его мельнице в одиннадцатом году, когда первый раз с каторги бежал. - Вот и я всегда говорю! – обрадовался Зайцев. – Доброе дело зря не пропадает. Батюшка мой, вам помог, а вы стало быть… - Перестаньте побираться Зайцев, - холодно перебил Мезенцев. – Заслуги отцов не распространяются на детей. И скажите, от чего это вы так вспотели? Трусите, что ли? Имейте ввиду: Я терпеть не могу трусов. Я люблю людей смелых и мужественных. - Жарко… - виновато попытался оправдаться Зайцев. - Потерпите. Скоро похолодеете. И боюсь надолго, – успокоил его Мезенцев, и вернулся к прерванной еде. - Соколова Вера Петровна, - продолжал Паша. – Учительница. Работает старшим воспитателем Первого московского детского дома на улице Ордынке, проживает там же. Член партии большевиков. Командирована для доставки хлеба в детдом. Рябинин Иван Елисеевич, красноармеец. Комсомолец. Сопровождает Соколову. Горбач Владимир Иванович, бывший командир Красной армии. Демобилизован по причине тяжелых ранений. Вот справка из госпиталя. А еще имел при себе наган с гравировкой: «За боевые заслуги. Главком Фрунзе». Вот он. - Интересно! – сказал Мезенцев, разглядывая наган. – Что же это вы, Горбач? Главком Фрунзе вам наган дарит, а вы позорно бегаете от белых на дрезине! Почему не умерли смертью героя, защищая город, а? Горбач уже собирался что-то ответить, как вдруг Вера громко обратилась к Мезенцеву: - Аркадий Николаевич! Мезенцев удивленно повернул голову в ее сторону. - К вашим услугам. - Я хотела сказать… Еще в гимназии я читала о вас в газетах и видела ваши фотографии… Я была глупой девчонкой, и тогда вы казались мне похожим на благородного разбойника… Наверное в действительности, вы - серьезный и опасный преступник, но не я вам судья. Я лишь уверена, что добрые чувства все еще живы в вашей душе. Поймите: я везу этот хлеб для детей-сирот. Эти люди помогают мне. У нас нет никаких ценностей. Мы не нужны вам. Верните, пожалуйста, хлеб и отпустите нас. Там голодные дети ждут… Мезенцев задумчиво поглядел на Веру и с пониманием покивал головой: - Бьюсь об заклад, что вы сочиняли листовки и агитировали рабочих бороться за светлое будущее. Однако, боюсь, вы ошибочно оценивает реальную действительность. Я не Робин Гуд. Я не занимаюсь благотворительностью. Я, Вера Петровна, занимаюсь грабежом. Простите, но это моя профессия. И не требуйте, чтобы я нарушал ее законы. Ваш хлеб нужен мне самому. Но вы правы – добрые чувства сохранились в моей душе, и ваши слова растрогали меня. Я обещаю, Вера Петровна, что здесь вас не будут насиловать и пытать, а просто расстреляют. И это все, что я могу для вас сделать. Паша, распорядись, чтобы подавали второе. Итак, перейдем к делу. Господа офицеры! Имею несколько вопросов. Я только что вернулся из Городка, захваченного утром вашей частью. Никакого стратегического значения он не имеет. Вы далеко оторвались от своих тылов. С минуты на минуту, красные с легкостью вернут Городок обратно. Тем не менее, казаки обыскивают каждый дом. Кого или что они ищут? Зачем нужен этот бессмысленный налет? С какой целью вы взорвали путь на Москву? Подпоручик Яковлев! Встаньте пожалуйста под колонну. Что вам известно по этому поводу? Подпоручик Яковлев поправил мундир, и гордо подняв голову, ответил: - Я офицер, и считаю ниже своего достоинства давать какие-либо указания уголовному преступнику. Мезенцев отложил вилку, взял со стола маузер, выстрелил в подпоручика и снова взял вилку. - Унесите подпоручика, разденьте донага и бросьте тело в пруд, - распорядился он, продолжая есть. – Здесь прекрасные раки. Завтра утром у нас будет отличный улов. Вы любите раков господа? – Я – очень! Что с вами, Вера Петровна? Мужайтесь. Подпоручик Андреев – под колонну. Что скажете? - Господин Мезенцев! – сказал подпоручик Андреев. Я готов ответить на ваши вопросы. Но я предпочел бы разговор наедине. - У меня нет секретов от моих людей, - сказал Мезенцев. - Но здесь не только ваши люди! Позже вы сами решите, стоит ли оглашать то, что я сообщу. Мезенцев, некоторое время разглядывал подпоручика. - Ну что ж, - сказал он наконец, - подойдите сюда. Отодвинься в сторонку, Паша. Паша, загадочно улыбаясь, отошел на несколько шагов и подмигнул сидящим в стороне зрителям. Те подались вперед, затаив дыхание. - Господин Мезенцев, - негромко начал подпоручик, склонившись над столом, как бы желая сказать что-то по секрету, и быстрым движением схватил со стола маузер Мезенцева. В ту же секунду раздались три выстрела подряд. Подпоручик, выронив из рук маузер, упал, а Мезенцев, широко улыбаясь, вынул из-под стола левую руку с маленьким револьвером. Зрители восторженно зааплодировали, а Мезенцев, сунув револьвер в карман, вздохнул и сказал: - Всегда одно и то же. Когда найдется кто-нибудь поумнее? Уберите тело, мальчики. Поручик Сидоров, к барьеру! Как видите все средства исчерпаны, осталось одно – рассказать, что знаете. Поручик Сидоров встал под колонну и спокойно сказал: - Золото. Вот ответы на все ваши вопросы. Наступила гробовая тишина. Мезенцев выпрямился за столом. - Я не ослышался поручик? Вы произнесли какое то любопытное слово. - Тридцать фунтов золота в трех слитках, - невозмутимо сказал поручик. – Полковнику Брагину стало известно, что вчера в Городке, из-за поломки автомобиля, задержались чекисты, везущие золото в Наркомфин. Брагин решил отрезать железнодорожную ветку, взять Городок и захватить золото. - Чрезвычайно интересно, - протянул Мезенцев. – Скажите, поручик, что склонило вас открыть эту тайну? - Не вижу никакой тайны. Тем более, что, судя по вашим словам, обыски идут, следовательно, золото не найдено. Я с самого начала не одобрял этой авантюры. Поведение полковника немногим отличается от вашего. Полагаю, я ничем не нарушил присяги и воинского долга, рассказав одному грабителю о планах другого. Извините. - Не за что, не за что… Надо называть вещи своими именами… Вы заинтересовали меня, поручик. Ближайшие полчаса еще поживете. Паша, вели подавать кофе на десерт. Товарищи красные! Вы все слышали? Что можете добавить на эту тему? С кого начнем? – он оглядел пленников и увидел, что Зайцев весь сжался. – Наверно, с вас, Зайцев? - С меня, - сказал Горбач и, хромая, поплелся к колонне. - С вас? – удивился Мезенцев. – Ну что ж, говорите. - Мне нечего сказать. Поэтому я и предложил начать с меня. - Кажется, вы изволите со мной шутить, Горбач, - нахмурился Мезенцев. – Вы видели, что случилось с двумя предыдущими шутниками? - Да. - Вы что же, не боитесь смерти? - Нет. Мезенцев опустил не донесенную до рта чашку кофе и взял маузер. Он медленно поднял его и тщательно прицелился. Горбач стоял под колонной и спокойно смотрел Мезенцеву в глаза. Мезенцев выстрелил. Пуля отколола щепку от деревянной колонны за ухом Горбача. - Гляди-ка, Паша? – удивился Мезенцев. – Он даже не моргнул. Это что-то новенькое. Вы либо герой, либо безумец Горбач. Мезенцев разрядил всю обойму. Вокруг головы Горбача образовался ореол из круглых дымящихся черных отверстий. Горбач ни разу не дрогнул, по прежнему глядя Мезенцеву прямо в глаза. - Браво! – сказал Мезенцев. – Завидное хладнокровие и редкое мужество. Поручик Сидоров! Предлагаю пари на тридцать фунтов золота, что красные выиграют у вас войну. Эй, Горбач, куда это вы? Горбач неторопливо заковылял к столу. - Если за моим маузером, - сказал Мезенцев, - то не трудитесь, он разряжен. А взять ваш наган Паша не позволит. Горбач подошел к столу и под настороженными взглядами Мезенцева и Паши достал из кучки предметов медальон с портретом жены, полученный от старика. Он аккуратно спрятал медальон на груди, потом оглядел стол, взял из трофейной коробки Мезенцева сигару, откусил кончик, сплюнул, и сказал: - Позвольте огня. Мезенцев, пристально наблюдавший за каждым движением Горбача в ожидании какого-нибудь подвоха, успокоился и рассмеялся. - Браво Горбач! Я с удовольствием окажу вам эту честь. Вы мне определенно нравитесь. Он любезно приподнялся с места, зажег спичку и поднес Горбачу. Горбач неторопливо и тщательно прикурил, убедился, что кончик сигары как следует разгорелся, переложил сигару в левую руку и, не переставая глядеть Мезенцеву в глаза, негромко и спокойно сказал: - А теперь прикажите погрузить в ваш броневик три наших мешка с хлебом. - Как вы сказали? – удивился Мезенцев. – Кажется, вы снова шутите. - На этот раз нет, - сказал Горбач. – Взгляните! - он глазами показал на свою руку. Мезенцев проследил за его взглядом и остолбенел. Левая рука Горбача находилась над открытым ящиком с пироксилином. Раскаленный кончик сигары находился в двух сантиметрах от сложенных там шашек, из которых торчали запалы. Паша резким движением выхватил парабеллум. - Не советую, - сказал ему Горбач. – Сигара упадет в ящик. Вы кажется, имели дело с такой взрывчаткой, Мезенцев. Вы представляете себе последствия. Мне и моим товарищам терять нечего. Живыми вы нас все равно не выпустите. Поэтому при малейшей попытке помешать нам, я взорву всех. Полагаю вы не сомневаетесь в моих словах? - Черт меня побери, Паша, - медленно произнес Мезенцев. – А ведь он и вправду может. Он же безумец – сумасшедший! Ну что ж, Горбач, в отличие от вас, мне не хочется умирать. Ребята! – обратился он к своим людям. – Этот человек сказал нам: «Шах!» Не будем с ним спорить. Иначе нам всем будет мат в один ход, ибо можете мне поверить: пироксилин – скверная штука. Погрузите мешки этих красных в броневик и отойдите все подальше… - А затем ложитесь на пол лицом вниз! – добавил Горбач. – И пока мы не покинем это помещение – никому не шевелиться! - Ничего не поделаешь, ребята, - скорбно покачал головой Мезенцев, - выполняйте! - Ваня! – приказал Горбач. – Собери все наши вещи, документы и оружие. Паша, отдайте Ване ваш парабеллум и ложитесь на пол! Мезенцев, распорядитесь, чтобы машину завели! - А вот тут у вас осечка вышла, Горбач, - сказал, улыбаясь, Мезенцев. – Никто кроме меня не умеет управлять броневиком. Наступила секундная пауза. Мезенцев насмешливо смотрел на Горбача. - Ошибаетесь, Мезенцев, - спокойно отозвался вдруг поручик Сидоров. – Я умею. Вы позволите, Горбач? Горбач с интересом взглянул на него и скомандовал: - В машину, поручик! - Вам чертовски везет! – сказал Мезенцев. – А что было бы… - Ничего, - перебил его Горбач. – За руль сели бы вы. - Ну уж нет, Горбач, - я не отойду от вас ни на шаг. Сигара начинает затухать. Еще немного и вся ваша затея кончится. Горбач поймал в воздухе свой наган, брошенный ему Ваней. - Моя затея только начинается, - сказал он. – Ваня! Подержи Аркадия Николаевича на мушке, и при малейшем его движении - стреляй! Ваня вскинул винтовку и прицелился в Мезенцева. Поручик Сидоров, Зайцев и Вера забрались в броневик через люк. Броневик задним ходом медленно подкатил к столу. Горбач быстро выдернул из ящика с пироксилином кусок бикфордова шнура, закрепил в ящике, сделал несколько затяжек, чтобы кончик сигары раскалился, и поджег шнур. - В машину Ваня! – скомандовал он. Ваня взобрался в броневик и тут же дуло пулемета повернулось в сторону Мезенцева. Горбач, прихрамывая, пролез в люк и прежде чем закрыть его, сказал: - У вас осталось двадцать две секунды, Мезенцев. Если здесь найдется хоть один смелый человек, пусть подойдет к ящику и выдернет шнур – иначе вы все взлетите на воздух. Поехали, поручик! – и захлопнул люк. Броневик рванулся с места и вдребезги разбив двухстворчатые двери, вылетел в зал, куда в образовавшийся пролом сразу же хлынули клубы морозного пара. Люди Мезенцева, вскочив с пола, в панике бросились врассыпную. Они забивались в щели, ныряли в подвалы, давили друг друга у пролома двери. Мезенцев увидел, что зал внезапно опустел, и он остался наедине со взрывчаткой. Яркой звездочкой горел шнур, зловеще шипя и разбрасывая искры, а до шашек оставалось совсем немного. Мезенцев сделал было шаг к ящику, но понял, что уже не успеет. Громко закричав, он с разгону прыгнул сквозь витраж широкого окна, выбив его своим телом, и по ту сторону с головой утонул в сугробе. В ту же секунду грохнул оглушительный взрыв.
admin: Поручик Яркую вспышку этого взрыва видели сквозь заднюю смотровую щель броневика Горбач, Ваня и Зайцев. - Есть! – закричал Ваня. – Взорвались, гады! - Слава богу, - облегченно вытерев пот со лба, сказал Зайцев. Вера сидела впереди, рядом с поручиком, который управлял броневи-ком. Она обернулась и положила свою руку на руку Горбача. - Ах, Владимир Иванович, что бы мы делали без вас… Горбач осторожно убрал свою руку из-под руки Веры. - Скажите лучше, что бы мы делали без поручика, – сказал он. - А еще лучше, скажите, что вы теперь со мной будете делать? – обернулся поручик. - Отъедем в безопасное место и все обсудим, - ответил Горбач. Наступила ночь. Броневик стоял под прикрытием кустов, чуть в стороне от дороги. Возле него горел маленький костер, а вокруг, греясь у огня, сидели пять человек и, передавая по очереди консервную банку, пили из нее кипяток. Первым нарушил молчание поручик. - Итак, - сказал он, - что дальше? - А ничего! – вызывающе ответил Ваня. – Вот щас кипяточком побалуемся, а опосля сядешь за руль да повезешь нас. - Куда же прикажите, юноша? - А куда прикажем, туда и повезешь! - А если не повезу? - Тогда я тебя, белую контру, тут же на месте в расход пущу! - Не горячитесь Ваня, - сказала Вера. – Что вы предлагаете, поручик? - Я ничего не предлагаю. Я только хочу, чтобы вы знали: в красный тыл я не поеду. Можете расстрелять меня здесь. - Насколько я понимаю, - сказал Горбач, - вы повезли нас по дороге, ведущей обратно в Городок. - Это была единственная дорога, - пожал плечами поручик. – Выбора не оставалось. - А проехать на Москву… - начал Горбач - … можно только через Городок, - закончил поручик, - все остальные дороги разрушены и заметены снегом. - Но в Городке все еще ваша часть? - Не знаю, - пожал плечами поручик. – Возможно. - Горючего достаточно? - Да, вполне. Они помолчали. - Значит, - медленно произнес Горбач, - дальше вы нас не повезете? - Нет, - твердо ответил поручик. - Предлагаю соглашение, - сказал Горбач. – Вы покажете мне, как управлять броневиком, и мы вас отпустим. Поручик испытывающе глянул на Горбача. - Все это прекрасно, - сказал он, - но управлять броневиком не так-то просто. - Я попробую. - Кроме того, если вы научитесь водить машину, я стану вам не нужен, а молодому человеку очень хочется меня расстрелять. Где гарантии? - Мое слово – достаточная гарантия? Поручик помолчал. - Хорошо, - согласился он наконец, - я верю вам. - Выедем на рассвете, - подвел итог Горбач, - а сейчас все нуждаются в отдыхе. - Давай в машину! – скомандовал Ваня и ткнул поручика дулом винтовки. Вслед за ними в броневик сели Зайцев и Вера. Горбач огляделся, засыпал снегом костер и тоже забрался в броневик, плотно закрыв за собой люк. И снова наступило тихое солнечное утро. Броневик бойко катился по дороге. - Черт возьми! – удивленно воскликнул поручик, сидя рядом с Горбачом, который вел броневик. – Да вы же прекрасно управляете машиной! - Когда-то, очень давно я водил легковой автомобиль, а во время войны с немцами даже аэроплан, - ответил Горбач, грустно улыбнувшись какому-то воспоминанию. – Но это было в другой жизни. - К чему тогда вся эта комедия с нашим соглашением? И зачем вы вытащили меня из рук Мезенцева? Выходит я вам был совершенно не нужен. - Мы приближаемся к Городку, поручик, - ответил на это Горбач. – Вам лучше сойти, – Горбач остановил броневик. – Прощайте. Поручик медленно оглядел всех, церемонно кивнул головой в знак прощания, поднялся и ловко выбрался через люк. Броневик медленно тронулся и стал набирать скорость, оставляя позади поручика, одиноко стоящего посреди дороги. - Не понял, - сказал Ваня. – К чему это – выручать и отпускать беляков? Они нас не жалеют! - Ненависть к врагам – дело святое, - назидательно сказал Зайцев, - только порой бывает, что не всякий белый враг, а не всякий красный – друг. - Вы бросьте эту буржуйскую хитрость! – рассердился Ваня. – Белых надо бить всех и беспощадно! - Ну-ка погляди лучше, что там делает наш поручик, - сказал Горбач. – Пошел он в Городок? - Нет, - сказал Ваня, - топчется на месте. Вроде ищет чего-то. - Кто знает, может свой путь в жизни, - сказала Вера.
admin: Городок - Внимание! – скомандовал Горбач. – За пулемет, Ваня! Кажется я вижу заставу белых. Придется прорываться через Городок с боем! Действительно, при въезде в Городок дорога была перекрыта шлагбаумом, рядом стояла полосатая будка, пулемет и несколько белых казаков замахали руками, останавливая броневик. Но Горбач лишь нажал педаль газа, и броневик на полной скорости врезался в шлагбаум, разбил его, как щепку, и помчался дальше. Тотчас же вслед ему застрочил пулемет, а офицер на заставе бросился к телефону и стал что-то быстро говорить. В броневике Зайцев вытер пот со лба. - Проскочили! - Проскочили-то, проскочили, - пробормотал Горбач, - но я видел у них телефон. Прежде чем мы доедем до центра, они приготовят нам достойную встречу. И в самом деле, на одной из улиц, куда свернул броневик, их уже ждали. Четверо казаков суетились у двух тумб, натягивая поперек улицы тол-стую железную цепь. Ваня дал очередь из пулемета, и один из белых упал, остальные тотчас же отступили за угол. - Есть третий! – воскликнул Ваня. – За дядьку Григория! - Поедем по Тверской! – воскликнул Зайцев. Горбач с трудом развернулся на узкой улице и поехал обратно. Сделав еще два поворота, они свернули на Тверскую. Здесь их поджидало орудие. Оно тут же выпалило прямой наводкой. Снаряд лег позади броневика, их сильно тряхнуло, но прежде чем орудие успели перезарядить, Горбач дал задний ход и снова скрылся за поворотом. - Придется через центральную площадь, - сказал он. – Другой дороги нет. Они снова сделали несколько поворотов, и перед ними открылась площадь. Здесь работали десятка два людей. Они перегораживали площадь перевернутыми санями, афишными тумбами, бревнами и досками. - Огонь! – скомандовал Ване Горбач, и стиснув зубы перевел рычаг скорости. Ваня открыл огонь из пулемета. Несколько человек упали. - Вот вам, гады! – кричал Ваня. – За Глеба! За дружка моего Сёмку! Получайте! Броневик на всей скорости врезался в баррикаду, на мгновение застрял, ткнулся вправо, затем влево, расталкивая завал, и наконец, перевалив через какие-то балки, прорвался. - Ур-р-ра! – кричал Ваня, и повернув пулемет в башенке, стрелял по удалявшейся разбитой баррикаде. – Вот вам! Вот вам! Броневик проскочил по нескольким пустым улицам, выехал на окраину и, минуя последние домики Городка, оказался на берегу реки перед мостом. - Стойте! – закричал Зайцев. – Мост разрушен! - Без моста проедем, - ответил Горбач, - лед крепкий. Броневик спустился с пологого берега и медленно двинулся по льду. Лед действительно был толстым и крепким. Вдруг двигатель начал чихать и заглох. Броневик остановился на самой середине замерзшей реки. - Что за черт?! – Горбач сунул Ване заводную ручку. – Покрути! Ваня высунулся из люка и огляделся. Вокруг было пустынно и тихо - никаких признаков погони. Он спрыгнул на лед и тут же увидел какой-то след, тянувшийся за броневиком. Он заглянул куда-то под корпус машины и закричал: - Владимир Иванович! - Что там? - Поглядите! Горбач вылез и осмотрел машину. Вслед за ним показались Вера и Зайцев. - Приехали! – сказал Горбач. – Все горючее вытекло. Должно быть мы повредили бак, когда прорывались через баррикаду. - Что же делать? – растерянно спросила Вера. - Если они пустятся за нами в погоню, то через полчаса будут здесь, - сказал Горбач. – Надо уходить. - Как «уходить»? А хлеб? Наступила секундная пауза. - Ну что ж, видимо, настал мой черед, - сказал вдруг Зайцев. – Хлеб никак нельзя бросать. Здесь неподалеку живет мой шурин. У него есть сани. Я пойду. - Торопитесь Степан Игнатьевич, - сказал Горбач. – Времени мало! - Это близко, я мигом. Он отошел на несколько шагов и оглянулся. - Но вы отсюда не уйдете? Не оставите меня? - Что вы, Степан Игнатьевич! – сказала Вера. – Здесь же хлеб! - Да-да… Конечно… Хлеб… - сказал Зайцев, повернулся и побежал со всех ног к берегу. - Гнаться за броневиком на лошадях бессмысленно, - сказал задумчиво Горбач. – Будем надеяться, что белые не заметят следа от горючего… Но белые заметили. В Городке, недалеко от площади, на которой уже разбирали ненужную баррикаду, какой-то офицер вдруг наклонившись к земле, выпрямился и сказал другому: - Клянусь Богом, у них вытекает горючее! Они далеко не уедут. Надо немедленно доложить полковнику Брагину. Есть смысл отправить погоню. Быть может, именно в броневике и находится то, что он так ищет… Ваня, Вера и Горбач, притоптывая, чтобы согреть ноги, и дыша на за-мерзшие руки, поглядывали на склон берега, по которому недавно вскарабкался Зайцев. - Полчаса уже прошло? - спросила Вера. - Минут двадцать, - ответил Горбач. - А вдруг он смылся? - сказал Ваня. - Как вам не стыдно, Ваня! - возмутилась Вера. - Вот он, - сказал Горбач. С берега на лед спускались крепкие сани, запряженные парой лошадей, которыми правил Зайцев. - Ур-р-ра! – крикнул Ваня. – Даешь сани, Игнатьич! И бросился в броневик за мешками. Сани подкатили к броневику. Когда Зайцев с Ваней загружали последний мешок, на берегу появились конные казаки. - Ах, гады! Вы опять здесь?! – крикнул Ваня. – Ну я вас сейчас! И снова бросился к броневику. Белые начали спускаться с берега, и тут застрочил пулемет. Несколько всадников упали, некоторые отступили, а другие, тем не менее, попытались продвинуться вперед, но вскоре были остановлены яростным огнем пулемета. Тем временем, сани немного отъехали, и Горбач скомандовал Ване. - Отставить огонь! Назад! Надо ехать! Ваня высунулся из башенки, и опьяненный азартом победы, закричал: - Еще целых две ленты есть! Не бросать же добро! Я их всех сейчас положу! - Назад! – кричал Горбач. – Орудие! На берег выкатили орудие. Под его прикрытием конники снова стали спускаться вниз. Ваня опять открыл огонь. - Ты что делаешь?! – крикнул Горбач. – Назад! Сюда! Он бросился было к броневику, но тут орудие выпалило. Снаряд лег между Горбачом и броневиком. Лед мгновенно треснул вокруг пробоины, как оконное стекло, в которое бросили камнем. Горбач поднялся со льда, отступил от полыньи образовавшейся у его ног, и прицелившись, сделал несколько выстрелов из нагана по артиллеристам. Двое из них упали, а орудие, соскользнув с берега, покатилось под уклон и перевернулось. Броневик качался. Лед под ним проламывался. - Ва-а-а-ня! – истошно кричала Вера. В ответ сквозь непрерывный треск пулемета донесся голос Вани: - За меня! За всех! Броневик медленно наклонился и вдруг резко ушел под лед, исчезнув в огромной полынье. Пулемет захлебнулся, что-то громко забулькало, а потом наступила полная тишина. Белые на берегу уносили раненых и суетились у перевернутого орудия, а на другой берег выбрались сани с Горбачом, Зайцевым и Верой. Зайцев управлял лошадьми и потому сидел спиной к реке, Вера рыдала, спрятав лицо на груди Горбача, а Горбач смотрел назад, на реку и на большую черную полынью посередине. В полынье посреди обломков льда плавала буденовка с красной звездой.
admin: Зайцев И снова наступил вечер. Сани медленно скользили по пустой дороге, с обеих сторон поросшей лесом. Иногда справа, в просветах между деревьями, проглядывало железнодорожное полотно, которое тянулось параллельно дороге. - Да-а-а, - протянул Зайцев, - это вам не броневик. Весь день едем, а всего каких то тридцать верст. Ну, ничего, до станции Осинки уже осталось недалеко, а поезда на Тулу и Москву оттуда регулярно идут… Вот и кончатся ваши треволнения, Верочка. - Мне даже не верится, - вздохнула Вера. Она зашивала дырки от пуль в мешке с зерном. – Посмотрите, сюда целых четыре попало. Хлеб у нас будет со свинцом. Зачем вы это делаете? – спросила она у Горбача, который снова вкладывал патроны в барабан своего нагана. – Мы ведь уже в глубоком тылу, среди своих, и нам ничего теперь не грозит… - Привычка, - пожал плечами Горбач. Впереди, чуть в стороне от дороги, показался причудливый силуэт. Должно быть, в прошлые века это была станция дилижансов, и здесь жил какой-нибудь пушкинский станционный смотритель, который менял проезжим лошадей и пускал их на ночлег. Но годы войны и революции превратили станцию в дырявую развалину. Совсем недавно здесь, видимо, был склад какого-то армейского провианта, потому что вокруг валялись сломанные ящики из-под консервов, разорванные мешки из-под муки и раз-битые банки. - Есть предложение, - сказал Зайцев. – Давайте тут заночуем. Лошадям нужен отдых. А завтра с утра – последний бросок до самой станции. Сани свернули и направились к полуразрушенному зданию. В это время, с противоположной стороны показался странный отряд, идущий по дороге им навстречу. Дюжина людей в красноармейских шинелях, но без оружия, зато с какими-то мешками, котомками и корзинами медленно тащились по дороге, медленно – потому что все они были ранеными: кто с перебинтованной головой, кто без руки, а некоторые – на костылях. Отряд поравнялся с санями, и тот, кто шел впереди, спросил: - Эй, люди! Нет ли у вас хлеба? Может, поменяете на что? Вдруг из задних рядов отряда, расталкивая всех, выбрался вперед человек с рукой в гипсе, бросился к Горбачу, и с сильным украинским акцентом заговорил: - Божечки мий ридный! Та це ж товарищ Горбач! Здравия желаю, товарищ командир! - Тимоша? – удивился Горбач. – Здравствуй! Ты откуда здесь? - Як це, откуда? Мы ж у санитарному обози йдемо. А вин, щоб йому триснуты, визьми та и встань. Отуточки – полверсты за лесом стоить. Заносы снежные такие, що не пройты. Кажуть, до самого утра расчищать будуть. Ну а вы то як? Чулы мы, чулы – белые Городок-то ваш захватили. А вы значить, эвакуировались? А це, стало буты, жынка ваша? Здравствуйте, Вера Николаевна! Дождались своего? Это ничего что раненый, верно?! Главное – живой. Ах, як вин там по вас скучав! Сам стильки раз бачыв – хфотографию вашу украдкою цилував! А дитки ваши где? Трое у вас було, а? Вера смущенно отвернулась, а Горбач так крепко схватил Тимошу за здоровую руку, что тот умолк, ойкнув от боли. - Ты вот что, Тимоша… Ты скажи, а что вы тут делаете? Почему не в обозном лазарете? - Та мы ж, таварищ командир, во время постоя в село ходили. Дохтора нам бинтов немного дали, так мы ото их на продукты меняли, а то ведь голод у нас – пайки все вышли… Сала тут немного достали, картопли наменяли, а хлиба ни в кого нема… А нам бы хлиба хоть трошки… лежачие особливо просять. А раненые, вони ж как диты, верно? - Послушайте, - сказала Вера. – Мы дадим вам немного, только у нас зерно… - Та то ничого…мы в муку сотрем и лепешек свежих нажарим! От, спасибо вам, золотая душа! - Постойте, Верочка! Я помогу вам, - живо вскочил Зайцев, видя что Вера потянулась к мешку. – Я сам развяжу, а то у вас пальчики замерзнут. В ноги надо за это Вере Петровне поклониться! – назидательно сказал он Тимоше. – Из-за хлебушка-то этого она сколько раз чуть жизни не лишилась! Мы его детям голодным в Москву везем. Больным! Сиротам! – говорил он, возясь с узлом, который почему-то никак не развязывался. - Э, хлопцы, стоп! – сказал Тимоша. – Ты погоди, не развязывай! Неужто мы, у голодных детей хлиб отнимать будем? Не такого нам не треба! Мы ж не знали, что такое дело… Зайцев вытер пот со лба и перестал развязывать мешок. - Нет, что вы, - сказала Вера, - возьмите немного. - Ни-ни, ни в коим разе, - остановил Зайцева Тимоша. – У дитей – ни за что! Картопля есть – обойдемся! Идите, хлопцы, идите! – сказал он своим. – Я вас догоню. Так вы куды теперь направляетесь, товарищ Горбач? - Мы заночуем здесь, - указал Горбач на развалины. - О це добре! – обрадовался Тимоша. – Так вы устраивайтесь. А вечерком заходьте до нас, в лазарет обозный… тут недалеко… вон за рощей. Посидим, поговорим… С супругой приходите. Эх, Вера Николаевна, любимый командир наш был товарищ Горбач! Сокол революции! И махнув рукой на прощанье, Тимоша бросился догонять своих. В полной темноте черкнула спичка. Зайцев зажег лучину и поднял ее над головой. Позади стояли Горбач и Вера. Горбач медленно пошел вдоль стены, осматриваясь. Вдруг слева, в нише, что-то резко вскинулось, и Горбач мгновенно выхватив наган, отшатнулся. Это был голубь. Громко хлопая крыльями, он взмыл к потолку и вылетел через дыру наружу. Зайцев, переводя дыхание, приладил лучину в щель между кирпичами стены. Горбач продолжал неподвижно стоять с наганом в руке. - Что с вами? – осторожно прикоснулась к нему Вера. - Ничего. Просто я испугался… И он сунул наган в карман шинели, вместо того, чтобы заткнуть его за пояс, как делал всегда. Внутри развалин горел костер, а вокруг расположились Вера. Зайцев и Горбач. Вера зашивала порванную шинель Горбача, а Зайцев собрав остатки еды, встал и направляясь к выходу, сказал: - Ну, дорогие мои, вы тут укладывайтесь, а я снаружи мешки и вас покараулю. Спите спокойно, ничего не опасайтесь. Я к ночным дежурствам на железной дороге привык. Не усну. А завтра в санях подремлю. - Славный он, - сказала Вера, когда Зайцев вышел. – Вроде такой незаметный человек, а в нужную минуту поможет, поддержит, слово доброе скажет… Владимир Иванович, меня все совесть мучает… За то, что тогда на станции я вам так про детей сказала … Помните? Извините, я не знала… Они умерли? Горбач кивнул. - И ваша жена? Горбач снова кивнул. - Какая она была? Горбач некоторое время внимательно смотрел на Веру. - Я похожа на нее? - Нет, - сказал наконец Горбач. Вера протянула ему шинель. Горбач взял ее, подержал и осторожно набросил на плечи Веры. - В начале мне казалось, что вы нарочно ищете смерти. Это так? - Не знаю. Нет. Наверно нет. - Это хорошо… - Вера погладила его руку. – Вы знаете, а я больше не боюсь. Честное слово. Я больше ничего не боюсь. Я знаю почему. - Почему? Вера встала, и шинель соскользнула с ее плеч. - Извините, не скажу. Она подошла к куче тряпья, лежавшего в углу. - Ой, Владимир Иванович, смотрите! Горбач поднялся с места. - Что там? Вера вынула что-то из кучи тряпья и отряхнула от пыли. - Мешок. Совсем целый мешок из-под муки. Давайте пересыплем в него зерно из того дырявого. Он еле держится, и зернышки через дырки от пуль просыпаются. А каждая пригоршня – это ведь кусок хлеба, правда? - Правда. - Пойдемте, поможете мне. Горбач зажег лучину, и они вышли наружу. Сани стояли перед входом, Зайцева не было. - Почему он не распряг лошадей? – удивился Горбач. - И где он сам? – спросила Вера. – Степан Игнатьевич! - позвала она. - Здесь я! Сейчас иду! – отозвался откуда-то из темноты голос Зайцева. Вера забралась в сани, развязала прострелянный мешок и, наклонив его, стала пригоршнями пересыпать зерно в новый, который держал в руках Горбач. - Что это? – вдруг удивленно спросила она и двумя руками вытащила из мешка тяжелый слиток. Горбач взял лучину и поднес к слитку. В этот момент из темноты вынырнул Зайцев. Он прикусил губу, огляделся, и пройдя на цыпочках за их спинами, нырнул в здание. Горбач отдал лучину Вере, быстро развязал второй мешок, порылся в нем и нащупал очередной слиток. Затем развязал третий мешок. - И здесь тоже, - сказал он. - Господи… - изумилась Вера. – Откуда? Степан Игнатьевич, - позвала она. - Здесь я, - отозвался изнутри глухой голос Зайцева. – Идите-ка сюда! Вера и Горбач вошли в помещение и направились к догоравшему костру, оглядываясь по сторонам в поисках Зайцева. - Где вы? – спросил Горбач. - Здесь я. Здесь, - ответил за их спинами Зайцев. Они обернулись. Зайцев держал в левой руке шинель Горбача, а в правой – его наган, вынутый из кармана этой шинели. Он уронил шинель и медленно пошел к ним, вытянув перед собой наган. - Степан Игнатьевич! – поразилась Вера. – Что вы? - Я-то ничего, - печально сказал Зайцев. – А вот вы то, что наделали? Ну, зачем вам надо было лезть в эти мешки?! Легли бы спать, а я б тихонько, никого не тревожа, вынул золотишко, и ушел бы себе восвояси. Сани б вам оставил! А вы бы утречком встали, поискали б меня малость, да и поехали бы в Москву со своим хлебом… И все мы были бы живы, здоровы, и может быть даже счастливы… А так, что теперь? Ну, что мы теперь будем делать? - Отвезем золото в Москву и сдадим, - настороженно сказал Горбач. - Ну конечно! Что же я по-вашему, совсем дурак, что ли? Да я не для того с вами столько мук перетерпел, чтобы вот так просто взять, да и отдать. У меня ведь детишки есть. И я не хочу, чтобы они нищими, голодными сиротами в ваших детских домах росли. Я хочу, чтобы они людьми были … Положение в обществе заняли… - Тогда вы не в ту сторону едете! – сказала Вера. – Вам надо обратно, к белым! Это в их обществе ваши дети займут положение с помощью краденого золота! У нас этого не дождетесь! - Ну что вы такое говорите, барышня?… Белые давно все проиграли. И мне с ними не по пути. И не надо тут про краденное! Чекисты мне его законно вручили! Сказано же советской властью: передать все в руки народа! А я и есть тот самый народ! И потому, милая барышня, я всей душой за советскую власть! Пусть живет и крепнет! Да только золотишко в ней тот же вес иметь будет. Грамм – он при всякой власти грамм и на любых весах! Так то, девушка! Ваши детишки от нищеты и голода погибать будут, а мои – выживут. Ваших враги стрелять будут, а мои – откупятся. Ваши у станков за гроши горбатиться станут, а мои – в кабинетах больших сидеть и ваших в особые лагеря сажать, за колючую проволоку, чуть они слово против моих скажут, или просто, не так как моим надо, подумают! - Какая же вы гнусная тварь, Зайцев! – сказала Вера. – Тифозная вошь, вот кто вы! - Очень хорошо! Замечательно! – удовлетворенно сказал Зайцев. – Ну еще что-нибудь эдакое скажите, а то мне ведь, так трудно… Я еще никого никогда не убивал. А теперь вот – приходится… Ведь иначе-то никак нельзя. Никак… - с неподдельной печалью говорил он. - Я вас не боюсь, Зайцев, - сказала Вера и шагнула к нему, - и вы не посмеете этого сделать! - Вера! – воскликнул Горбач, и остановив Веру за руку, сам шагнул вперед. Зайцев, крепче сжал наган и отступил на шаг. - Правильно, Владимир Иванович, - сказал он. – Вы правильно поняли, что я посмею. Нет у меня другого выхода. Извините. И выстрелил. - Нет! – крикнула Вера, и в последнюю секунду заслонила своим телом Горбача. Горбач подхватил ее, но она выскользнула из его рук. - Видите, я не испугалась, - прошептала она, падая. Грудь Горбача открылась, и Зайцев выстрелил снова. Горбач вздрогнул, и медленно согнувшись, упал рядом с Верой. Зайцев постоял еще немного с наганом в руке, глядя на тела, неподвижно лежавшие у его ног, потом задумчиво и неторопливо вытер об полы своей фирменной шинели вспотевшие руки, также неторопливо вытер рукоятку нагана, склонился и осторожно положил наган возле раскрытой ладони Горбача. Ступая на цыпочках, будто в комнате, где спят дети, он осторожно попятился и вышел во двор. Там он взобрался на телегу, сунул слитки обратно в хлеб, завязал мешки, взял вожжи и негромко сказал: - Н-но, поехали!
admin: Военврач Горбач и Вера лежали неподвижно на полу у догоревшего костра и, казалось, мирно спали. Наконец, Горбач шевельнулся, тихо застонал и приподнялся. Помор-щившись, он сунул руку за пазуху гимнастерки и вытащил оттуда какие-то окровавленные осколки. Это был разбитый вдребезги медальон с портретом его жены. Среди осколков фарфора лежала сплющенная пуля. Горбач приподнялся на одно колено и с трудом повернул на спину тело Веры. Он припал ухом к ее груди, потом выпрямился и попытался поднять ее с пола, но сил на это у него не хватило. Тогда он расстелил свою шинель, с трудом подложил под тело Веры и поволок к выходу. Вдруг снаружи послышались осторожные шаги. Горбач схватил наган и направил его в сторону двери. - Есть тут кто? – спросил негромкий голос, и чья-то фигура появилась в проеме. - Тимоша… - прошептал Горбач и отпустил наган. - Владимир Иванович! – обрадовался Тимоша. – Ну, что же вы? Мы вас в лазарете все ждем и ждем… - Скорей Тимоша… Нужен врач… Она еще жива… А потом Горбач сидел в палатке полевого лазарета и заполнял патронами пустые отверстия в барабане своего нагана. Отдернув занавеску, которой была отделена от остальной части палатки операционная, вышла женщина в марлевой маске, стаскивая окровавленные перчатки, и подставила руки медсестре, которая стала поливать их водой из кувшина над тазиком. - Она будет жить? – спросил Горбач. - Ранение очень тяжелое, - сказала женщина. – Это ваша жена? - Она будет жить? - Я не бог! – резко сказала женщина и повернулась к нему. – Господи, это вы? Горбач тупо смотрел на нее. Она сорвала с лица маску. - Вы меня не узнаете? - Нет, - сказал Горбач. - Ну как же! В Городке ночью на улице вы спасли меня от бандитов! - Она будет жить? – спросил Горбач. - Будет! – сказала женщина. Горбач устало поднялся, сунул наган за пояс, надел фуражку и поплелся к выходу. - Куда вы? – спросила женщина. - За хлебом, - ответил Горбач и вышел.
admin: Мельница У выхода из операционной палатки его ждал Тимоша. - Я с вами, - сказал он. - Нет, - сказал Горбач. - Хотите я вам коня достану. - Нет. Ты забыл. Меня потому и списали, что я не могу сам сесть на коня. - Да, правда… Как же вы… - Пешком. - Ну может… - Нет. Поправляйся. Еще увидимся, - сказал Горбач и заковылял в темноту. Уже рассвело, когда Горбач стоял на развилке дорог под столбом с указательной стрелкой: ДЕРЕВНЯ СЕМИБАЫ – 2 ВЕРСТЫ. Горбач двинулся в ту сторону. Старая ветряная мельница с обломанными крыльями темнела мрачным силуэтом на фоне светлого утреннего неба. Горбач, стараясь не шуметь, подкрался ближе, обошел мельницу и осторожно заглянул во двор. По всем признакам было видно, что мельница давно не действует, за-брошена и вряд ли здесь кто-нибудь живет, но посреди двора стояли сани, на которых уехал Зайцев, а в санях по-прежнему лежали все три мешка. Самого Зайцева нигде не было видно. Горбач вынул наган и вошел внутрь мельницы. Там было бело от муки и снега, но совершенно пусто. Горбач обошел все помещение, заглянул в подвал, поднялся по лестнице наверх, где располагался механизм мельницы, но Зайцева и тут не было. Горбач осторожно выглянул в маленькое оконце. Сверху хорошо просматривался небольшой, заброшенный двор позади мельницы. В самом дальнем его конце Горбач увидел огромный жернов, лежащий здесь по-видимому так давно, что камень наполовину врос в землю. Возле этого жернова стоял Зайцев и киркой долбил в мерзлой земле яму, резко чернеющую на фоне белого снега. Бывший начальник станции Городок, весь обливаясь потом, трудился, мерно вырубая ровный квадрат почвы в оледеневшей земле, а рядом на развернутой тряпке лежали три золотых кирпича. И вдруг Зайцев застыл неподвижно. Он почувствовал что кто-то стоит сзади. Медленно, очень медленно он повернулся и увидел Горбача, который находился в двух шагах за его спиной Горбач стоял крепко, устойчиво, на широко расставленных ногах, и держал в правой руке наган, дуло которого неумолимо смотрело Зайцеву в грудь. Зайцев уронил кирку и прошептал: - Нет… Этого не может быть. Ты мертв Горбач! Я выстрелил тебе прямо в сердце… Он протянул руку, словно желая проверить, не призрак ли это, но Горбач взвел курок, и Зайцев опустил руку. - Вот оно как… - сказал он. – Что ж… Я виноват. Я действительно поступил подло… Ну, что не поделился … Признаю – это не честно. Вот, - он осторожно наклонился, и взяв с тряпки один слиток, протянул Горбачу, - возьми! Горбач стоял неподвижно. - Черт с тобой, - сказал Зайцев, - возьми два… Постой, постой… Ты почему молчишь? Хочешь… все себе? Не-е-т, - протянул он. – Ты не сделаешь этого… Ну, хорошо, я – подлец, негодяй и все такое… Но, ты ведь – честный, благородный! Ты ведь не можешь стрелять в меня, беззащитного, безоружного! Не можешь! Горбач молча выстрелил четыре раза подряд, спокойно и размеренно, будто выполняя какую-то работу. Зайцев рухнул и его голова свесилась в черную, выкопанную им яму. Горбач аккуратно завернул в тряпку три слитка, и прихрамывая, отправился к саням. Проверив целы ли мешки с хлебом, он положил сверток со слитками себе под ноги, перезарядил наган, сунул его за пояс, сел в сани, взял вожжи и негромко сказал: - Н-но, поехали!
admin: Путь А потом был долгий и трудный путь. Зима постепенно сменилась весной, сани – телегой, проселочные дороги – брусчаткой, и наконец Горбач увидел Москву. Но прежде чем это произошло, он проехал по десяткам дорог, не раз ночевал прямо в санях, не выпуская из рук наган, не раз засыпал на ходу, и вздрогнув, просыпался, и не в одной деревне он останавливался, и постепенно выменял все что мог: фуражку – на кусок брезента, чтобы прикрыть мешки, когда пришла весна, шинель – на ломоть сала и буханку хлеба, сапоги – на овес для лошадей, и к тому времени, когда его путешествие подошло к концу остался он в одной истрепанной гимнастерке и старых рваных башмаках, нелепо выглядевших в сочетании с потрепанным галифе, одним словом, Горбач теперь выглядел, как бродяга, обросший бородой и усами, и лишь наган за поясом был все также грозен. Позади на санях лежали покрытые рогожей три мешка, а ноги Горбача упирались в три кирпича, завернутые в грязную тряпку. Телега остановилась у здания Наркомфина. Горбач тяжело слез, взял сверток с золотом и направился было к входу, но часовой с винтовкой преградил ему путь, указывая на наган за поясом. Горбач вернулся обратно, вынул из-за пояса наган, огляделся куда бы его положить, и сунул под рогожу в один из развязавшихся мешков с пшеницей. Потом плотно завязал мешок, снова взял сверток с золотом и вошел в здание. Через некоторое время он вышел оттуда без свертка, сел в сани, и сани уже тронулись, когда из здания выбежал человек и закричал вслед: - Товарищ! Товарищ! Постойте! Как ваша фамилия? Фамилия ваша как?! Но Горбач лишь равнодушно махнул рукой и поехал дальше. На улице Ордынке он отыскал Первый детский дом и стал звонить у запертых ворот. Инвалид с деревянной ногой отворил ворота, и Горбач въехал во двор. Во дворе – ни души, но здание построено так, что все его окна выходили сюда, и в этих окнах стали появляться детские лица. Дети прилипали к стеклам, звали друг друга, смеялись и показывали пальцами вниз, где два инвалида смешно и неуклюже пытались вытащить из телеги тяжелые мешки. Потом ребята выбежали, схватили Горбача за рукав и повели. А потом он сидел у постели, и Вера, похудевшая и бледная, говорила: - Теперь вы останетесь здесь, с нами, правда? - Нет, - ответил Горбач, - я еще не знаю. Война не кончилась. - Но вас же… - Вера замялась, - освободили. - Но я сам себя не освободил. Он прикоснулся к руке Веры и направился к выходу. - Вы мне напишете? - с надеждой спросила Вера. - Конечно, - сказал Горбач и улыбнулся. Впервые за все время. Горбач вышел на крыльцо, куда ребятишки как раз дружно втащили мешки с хлебом. Он, развязал один мешок, и словно показывая фокус, неожиданно вытащил оттуда наган. Дети в восторге ахнули, и мальчишки тут же потянулись за оружием. Горбач аккуратно высыпал на ладонь десяток зернышек из ствола нагана и бережно с ладони пересыпал в мешок, подмигнув мальчишкам. Он сунул наган за пояс и упругим шагом пошел к воротам почти не хромая... 1977, 2007 Брест Конец первой части...
полная версия страницы