Форум » Хлеб, золото, наган и кое что еще.. » ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН » Ответить
ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН
admin: Я люблю исторические романы, но очень дальних времен...и терпеть не могу читать о книги о ВОВ и первой мировой войне...ну не нравятся они мне) После долгих уговоров и естественно долгого сопротивления, я всё же поддалась на уговоры автора и решила попытаться, заставить прочесть себя хоть пару строк...нет , хотя бы одну главу...А дальше я уже не смогла остановиться, сюжет захватил с головой. Я не встретила нудного описания "великих побед во имя революции, во благо народа"....Не могла себе и представить, что о том времени возможно написать ТАК интересно! Как и в романах о Медведеве меня поразил стиль написания произведения, читалось легко и быстро, все прочитала за один вечер ( кто читал о Медведеве меня поймет ) . Хотелось читать дальше и дальше, окунаясь в ту эпоху... Не буду расписывать все прелести)) С любезного согласия автора, Вы сами всё сможете прочитать)). Спасибо Вам большое, Роберт! Я выложу здесь это произведение. Приятного Вам чтения! Для удобства прочтения я выкладывать буду по главам.
Ответов - 23, стр:
1 2 3 All
admin: ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ… Наивная и сентиментальная приключенческая повесть о давно минувших временах, которые, возможно, были совсем не такими, а также о давно умерших людях, которые, быть может, никогда и не существовали. Часть первая ХЛЕБ, ЗОЛОТО, НАГАН (Февраль, 1919) Поезд Пасмурным и серым морозным днем, под вой вьюги, с трудом продвигаясь по заметенным снегом рельсам, переполненный санитарный поезд медленно подползал к станции «Городок». Сам Городок, давший название станции, находился недалеко от линии фронта, и это ощущалось в напряженной пустоте улиц, которые пересекал, приближаясь к вокзалу, поезд; в руинах, то там, то тут зиявших пустыми глазницами окон; и, наконец, в сворах голодных, замерзших псов, тоскливо воющих на луну, будто оплакивали они своих хозяев, умерших от многочисленных эпидемий, или сгоревших в пламени братоубийственной гражданской войны. Над некоторыми улицами хлопали на ветру, стряхивая снег, транспаранты, по тротуару в снежных завихрениях вертелись обрывки плакатов, а прямо на стенах красовались, неграмотно написанные корявым почерком лозунги, и все эти простые средства массовой агитации сообщали, что революция в опасности, призывали на борьбу с Деникиным и, указывая пальцем на каждого, спрашивали, записался ли он добровольцем… Поезд состоял из двух вагонов с большими красными крестами и не-скольких теплушек, переполненных настолько, что даже на их крышах сидели и лежали, крепко прижавшись друг к другу, заметенные снегом люди с мешками, корзинами и котомками. В переполненном маленьком зале ожидания вокзала тоже повсюду сидели и лежали точно такие же люди с точно такими же мешками, корзинами и котомками, и как только вдали послышался рокот приближающегося поезда, они заволновались, вскочили со своих мест и стали протискиваться к двери, ведущей на перрон, отчего сразу образовались суета и давка. Из кабинета начальника станции выбежал, застегивая на ходу форменный китель, круглый, бойкий железнодорожник средних лет с набором флажков в руке, с перевязанным шарфом горлом, с большими пшеничными усами на добродушном, усталом лице, и тут же хриплым, простуженным голосом начал ласково увещевать пассажиров: - Граждане-господа-товарищи, миленькие вы мои! Вернитесь все на свои места! Это санитарный! Не пойдет он на Москву, слышите – не уедете вы на нем! Граждане-господа мешочники! Дорогие! Отступите назад, прошу покорно! Дайте пройти – я же должен встретить поезд! Наконец ему с трудом удалось убедить людей вернуться на свои места, протиснуться к двери и выскользнуть на перрон. Поеживаясь от холода и отворачивая лицо от снежной вьюги, он побежал навстречу медленно подползающему санитарному поезду…
admin: Хлеб …Гулял по полю ветер и свистел в голых кустарниках, а метель мела такая, что и в двух шагах ничего не разглядишь. На перекрестке двух дорог остановился небольшой обоз. Три туго набитых мешка лежали на грубо сколоченных деревенских санках, а рядом стоял пожилой мужчина и говорил молоденькой девушке: - Здесь мы с вами расстанемся, товарищ Соколова. Продотряд пойдет дальше, а вам, согласно, мандату, мы выделили десять пудов. По этой дороге вы доберетесь до станции – тут недалеко – а там, на поезд и в Москву. - Спасибо, товарищ Гришин…. Но, как же я сама… - Рябинин! - Есть! – бойко ответил, вынырнув из метели, красноармеец в буденовке, еще более юный, чем девушка, совсем мальчик. - Товарищ Рябинин! – официально скомандовал Гришин. – Даю вам боевое задание: помочь товарищу Соколовой доставить хлеб по на-значению! - Так точно! – гаркнул юноша и тихо добавил: - Товарищ Гришин, можно вас на минутку… Они отошли в сторонку, и юноша, искоса поглядывая на девушку, в пол голоса сказал: - Не нравится мне эта девица, товарищ Гришин. Не наша она. Я это своим пролетарским нюхом чую… Гришин улыбнулся. - Наша, Ваня, наша. – Потом посерьезнел: - Ты это…. Без всяких фокусов, понял?! За девушку и хлеб головой отвечаешь! - Есть! – козырнул Ваня. Несколько коротких мгновений прощания, и вот обоз движется прямо – дальше, а по другой дороге – направо – потащил Ваня санки с мешками, а Вера помогала по мере сил, подталкивая санки сзади. - Товарищ Гришин! – вдруг, опомнившись, обернулась Вера. – А как называется станция то? - Городок! – донесся голос Гришина. Санки покатились быстрее и растворились в метели. Выла вьюга…
admin: Золото … Вьюга выла и за окном большого полутемного кабинета, а на столе лежали три больших золотых кирпича. Худощавый, высокий мужчина, в длинном черном пальто, с бородкой и в пенсне, чем-то похожий на Антона Павловича Чехова, задумчиво поглаживал кончиками пальцев слитки и слушал. Тот, кто говорил, сидел по ту сторону стола, и в темноте белело лишь пятно его лица: - Это золото необходимо срочно доставить в Москву. В Наркомфин. Отправляйтесь немедленно. Отдаю вам свой автомобиль. - В такую погоду и по таким дорогам, в открытом автомобиле? - усом-нился человек в пенсне. - Другого нет, товарищ Демин. Все же это лучше, чем лошадь и сани. А железная дорога весьма ненадежна. Тем не менее, держитесь к ней поближе. В случае чего, пересядете на поезд. Демин уложил слитки в саквояж и защелкнул его. - Будет исполнено! – сказал он. В сопровождении двух угрюмых, увешанных оружием матросов, Демин сошел с крыльца и направился к автомобилю. Это был большой, белый, открытый автомобиль, должно быть, принадлежавший до революции какому-нибудь фабриканту, банкиру или звезде немого кино. На переднем сидении, рядом с водителем, лежала большая бочка. - Запас горючего, - похлопал по бочке водитель. – До самой Москвы хватит. Садитесь сзади и укройтесь потеплее. Они сели на заднее сидение: по бокам матросы в черных бушлатах, положив на колени маузеры в деревянных кобурах, между ними Демин, крепко сжимая саквояж. - Как поедем? – спросил водитель. - Так, чтоб не слишком удаляться от железной дороги, - ответил Демин. - Ясно, - сказал водитель. – Значит, через Городок! Автомобиль чихнул, выбросил клуб дыма и поехал. По-прежнему выла вьюга…
admin: Наган …И на маленькой станции Городок вьюга тоже выла и поднимала на пустом перроне маленькие смерчи снега. Прибывший поезд остановился на первом пути. Двери санитарных вагонов открылись, и на перрон высыпали раненые с чайниками и котелками в руках, спрашивая друг у друга, где тут кипяточек, нет ли табачку, и что на что здесь меняют. К железнодорожнику с перевязанным горлом, подошел военврач из санитарного вагона. - Вы, начальник станции? – спросил он. - Совершенно верно! Зайцев Степан Игнатьевич, - представился железнодорожник. - У нас есть тяжело раненые и кончаются медикаменты. Отправляйте поезд скорее. Наш госпиталь в Туле. - Милый мой человек, - ласково взял его за руку Зайцев, и, поднявшись на цыпочки, негромко объяснил: - В двадцати верстах отсюда путь разобран. Дорога на Москву перекрыта. Ремонтные работы идут, но раньше завтрашнего дня не закончатся. Пройдите ко мне в кабинет – там сейчас как раз председатель ревкома – обсудите ситуацию с ним. Из вагона осторожно вышел человек в шинели без погон и в фуражке с красной звездой. Он взял протянутый ему из вагона костыль, а вслед за тем, поеживаясь от холода, сошел другой раненый, с одной рукой в гипсе и здоровой рукой обнял того, что с костылем. - Ну, прощавай, наш боевой командир, товарищ Горбач, - несколько патетически и с сильным украинским акцентом воскликнул он. – Поправляйся назло врагам революции, и може, ще дасть бог побачимося! - Прощай, Тимоша, - сказал Горбач и, повернувшись, медленно заковылял по перрону к выходу в город, неумело опираясь на непривычный еще костыль. - Эх! – вздохнул Тимоша и, отирая слезу, сказал Зайцеву: - Який же лыхий боевый командир був! Отвоевался! Списали насовсем! Израненный весь…. Доктора говорят – долго не протянет. Ну, может хоть жинку та дитей своих напоследок побачит! - Осипенко! А ну марш у вагон! У тя ж воспаление легких! – высунулась из дверей пухленькая медсестра. Зайцев догнал Горбача. - Может, вам чем-нибудь помочь? – добродушно спросил он. Горбач взглянул на него, отрицательно покачал головой и, поудобнее взяв костыль, заковылял дальше. - Вы бы подождали, - посоветовал ему Зайцев, идя рядом, подстраиваясь под шаг Горбача, и пытаясь поддержать его под руку. – Скоро должен подъехать мой шурин на санях…. Он бы подвез вас в город… - Спасибо. Сам дойду, - ответил Горбач. - Извините, не хотел вас обидеть, - по-прежнему добродушно смутился Зайцев. – Скоро стемнеет. Будьте осторожны, тут развелось много жулья…. Нападают с оружием, грабят… Горбач кивнул головой и заковылял дальше. Зайцев сочувственно покачал головой, глядя ему вслед, потом помор-щился от боли, погладил замотанную шарфом шею и, поеживаясь, трусцой побежал вдоль перрона к двери вокзала, выходящей к поездам. Горбач вышел на привокзальную площадь. От вокзала в сторону города тянулась прямая и пустынная улица с разрушенными в большинстве домами. Горбач присел на ступеньки вокзала, вынул из-за пояса наган и начал методично, один за другим доставать из кармана шинели патроны и вкладывать их в пустые ячейки барабана. Все так же мела вьюга и свистел ветер. Горбач привычным движением провел барабаном нагана по левому рукаву, проверяя готовность оружия, сунул наган за пояс и взял костыль. И вдруг рядом с ним появился оборванный мальчишка-беспризорник с разукрашенными детскими салазками, явно некогда принадлежавшими богатой русской семье. - Эй, дядька! Инвалид! – крикнул он. – Садись, отвезу в город! Всего за осьмушку хлеба! А то я со вчера ничего не жрал! В первую секунду бывший боевой командир Владимир Горбач не поверил, что это относится к нему и даже оглянулся, но тут же понял, что ошибки нет, и что он теперь уже не бравый, лихой офицер, а всего лишь жалкий, искалеченный инвалид войны с костылем. Горбач, вздрогнув от боли в плече, медленно стащил свой солдатский вещмешок, достал из него горбушку хлеба и протянул мальчишке. Беспризорник схватил хлеб, жадно откусил кусок, сунул остаток за пазуху и подтолкнул салазки к ногам Горбача. - Садись, дяденька, не стесняйся – дело житейское. Давай, костыль подержу! Горбач потрепал мальчишку по щеке, повернулся и, опираясь на костыль, медленно заковылял по улице, ведущей в город…
admin: Медальон Где-то на подходах к Городку Вера и Ваня тащили санки с мешками хлеба сквозь метель, бьющую в лицо, то впрягаясь оба, когда надо было тащить их в гору, то придерживая сзади, когда они сами катились, рискуя перевернуться, под уклон, где-то мчался по белой, заснеженной дороге белый автомобиль с белыми, облепленными снегом пассажирами, застревая в белых сугробах и скользя на покрытых льдом участках, а Горбач, хромая, брел по пустынным улочкам Городка и наконец приблизился к своему дому. Дом высился пустой темной громадой. Калитку замело снегом, и Горбач, с трудом открыв ее, протиснулся во двор. Только тут он увидел, что окна и двери дома заколочены крест-накрест досками, все вокруг занесено сугробами, и стало совершенно очевидным, что в доме давно уже никто не живет. Горбач беспомощно огляделся. Из трубы дома напротив к небу поднималась тонкая струйка дыма. Почти бегом, насколько это было возможно для хромого человека с костылем, преодолевающего к тому же сугробы, он бросился к этому дому и постучал в дверь сперва кулаком, а потом, в нетерпении и костылем. Наконец дверь отворилась. За дверью стоял дряхлый старик, закутанный в какое-то тряпье. - Что вам угодно? – спросил он хриплым, надтреснутым голосом, вглядываясь в темноту. - Матвей Филиппович, здравствуйте! Это я – Горбач. - Боже милосердный! – Изумился старик, - Володя, мальчик мой, ты жив?! – он дрожащими руками обнял Горбача за плечи и повел в дом. В темной грязной кухоньке он усадил его на табурет, приговаривая: - Какое счастье! Какое счастье! А до нас дошли слухи, что ты убит…. Значит будешь еще долго жить, Володенька…. А вот Верочка-Верушечка, она одна не верила в твою смерть и все ждала тебя, ждала…. Ах как же она тебя ждала… - Что значит «ждала»!? Где она? Где все дети? - похолодев внутри от ужасного предчувствия спросил Горбач. - Ах, Володенька, мальчик мой, какое страшное у нас было лето! Инфлюэнца, холера, тиф…. Полгорода унесла эпидемия. И какая ирония судьбы - все мои умерли, а я, вот видишь – жив…. Горбач схватил старика за плечи и почти закричал: - Где моя жена? Где дети? - Нет их Володенька. Нет. Еще летом они покинули нас навсегда…. Горбач медленно разжал руки и опустил их, не сводя со старика глаз и только отрицательно мотал головой, не желая поверить услышанному, не желая смириться. - Да, да, да! – с какой-то горячечной яростью возразил жесту Горбача старик. – Я сам вот этими руками хоронил их! И маленького Сереженьку – он был первым, через день Машу, потом Алешеньку, а затем и Веру Николаевну, милую твою супругу, ангела нашего доброго…. Ах, Господи, вспомнил! – Вдруг вспомнил он. – Ты погоди, погоди минутку, я сейчас…. Старик вскочил и, шаркая растоптанными башмаками, ушел в соседнюю комнату. В тусклом свете, едва проникающем сквозь задернутые занавески, призрачно поблескивала затянутая паутиной старинная позолоченная мебель. Старик открыл ящик комода, порылся среди каких-то побрякушек и вытащил оттуда медальон на цепочке. Сжав его в руке, он вернулся на кухню. - Вот, - скорбно протянул он Горбачу медальон, - Вера Ивановна перед смертью просила передать… Горбач медленно взял медальон и открыл его. Старинный дагерротип на фарфоре в серебряной оправе изображал Веру Николаевну Горбач, в лучшие годы ее молодости. Миловидное, чуть печальное лицо, немного кокетливая прическа, модная в самом начале века, и большие, будто укоризненные глаза. Горбач вглядывался в лицо своей жены, потом закрыл медальон и бережно спрятал где-то на груди. Затем тяжело встал, взял костыль и направился к двери. - Останься, переночуешь, - сказал ему вслед старик. Но Горбач, не оборачиваясь, отрицательно покачал головой и вышел. Старик припал к окну, глядя ему вслед. На улице Горбач поскользнулся и упал, уронив костыль. Он неуклюже встал на колени, набрал полные ладони снега, растер лицо, вы-терся рукавом шинели, подобрал костыль, медленно поднялся и заковылял прямо перед собой в наступающие сумерки. По-прежнему выла вьюга. Горбач ковылял по дорожке кладбища, а по обе стороны высились заснеженные холмики свежих могил, с грубо сколоченными крестами, а то и вовсе без них – жатва летней эпидемии. Наконец он нашел, то, что искал. Три маленькие могилки и четвертая побольше прижались одна к другой. СЕРЕЖА ГОРБАЧ, младенец. Умер 4 июля 1918 г. НАТАЛЬЯ ГОРБАЧ, 4-х лет. Умерла 5 июля 1918 г. АЛЕКСЕЙ ГОРБАЧ, 8 лет. Умер 6 июля 1918 г. ВЕРА НИКОЛАЕВНА ГОРБАЧ, УЧИТЕЛЬНИЦА. Род. 14 апреля 1890 г. Ум. 7 июля 1918 г. Горбач сел прямо в снег у могилы жены. И тут, в несколько коротких секунд перед Владимиром Горбачом, бывшим штабс-капитаном 127-го артиллерийского полка императорской армии, бывшим красным командиром, промелькнули ярким, красочным вихрем обрывки воспоминаний…. Вот он, молодой прапорщик, танцует на балу вальс с юной Верой, будущей женой, и вдруг летит во все стороны, взорванная снарядами земля и поручик Горбач поднимает солдат, увлекая их за собой к немецким окопам; вот штабс-капитан Горбач несет на руках ребенка по аллее цветущего сада, а навстречу ему идет его жена Вера и ведет за руку малыша, а лицо у нее точно такое, как на фарфоровом дагерротипе; вот вспыхивают в темноте разрывы артиллерийских снарядов и начинается штурм какого-то города, а Горбач в шинели без погон под красным знаменем ведет солдат в атаку; вот он уже в буденовке и красноармейской форме усаживается вместе с женой и двумя детьми перед камерой фотографа и никак не может угомонить детей, и все норовит обнять жену, а фотограф уже приготовил вспышку и вот блеснул ярко магний, и в ту же секунду взмыл в воздух старенький военный фарман, а Горбач, сидя позади пилота, прямо руками бросает вниз две небольшие бомбы и вдруг Фарман загорается, и, кувыркаясь падает; а теперь уже Горбач с перевязанной рукой и головой находится в саду того самого дома, откуда час назад вышел – он прощается со своей женой Верой и двумя детьми, а она держит на руках третьего грудного младенца; и снова грохочут взрывы, и уже в пехотный красный командир Владимир Горбач с наганом в руке ведет за собой в атаку бойцов, и яростный бой кипит вокруг, и сквозь все это смотрят на него пристально и удивленно большие глаза Веры Николаевны, учительницы, его любимой, дорогой жены, все смотрят и смотрят…. Горбач вынул из-за пояса наган, сунул его ствол в рот и взвел курок. Он крепко зажмурился, его лицо исказилось и все же палец на курке не шевельнулся. То ли давно забытое детское религиозное воспитание, согласно которому самоубийство страшный грех, то ли так сладостно впитываемые в юности идеи служения народу, согласно которым следует отдать этому народу всю свою жизнь без остатка и даже смертью своей принести пользу хотя бы одному человеку – так или иначе – Горбач вынул ледяное дуло изо рта, отер лицо и сунул наган за пазуху. Начинало темнеть.
admin: Вера В поле было немного светлее, чем в городе, но вьюга выла еще громче. И вот сквозь этот вой все ближе и ближе стало слышаться хриплое тяжелое дыхание и, наконец, появились две согнутые фигуры, запряженные в санки. Ваня и Вера уже изнемогали, но упорно шагали вперед. - Вы уверены…. Ваня….что мы правильно идем? – запыхавшись кричала Вера. - Уверен….А чего это ты…. «выкаешь»….словно мы это….буржуи какие? – зло спросил Ваня, запыхавшись и, отирая пот со лба. Говорить приходилось громко, чтобы перекричать вой вьюги и оттого разговор походил на ссору. - Можете на «ты», - отвечала Вера, - а я…. Не привыкла…. мы всего три дня назад познакомились, а сегодня впервые разговариваем…. - Ну ты и буржуйка, Петровна! Ох и буржуйка! И как это тебя в комсомол приняли? - Я не буржуйка…. Мой папа врач…. а мама - актриса…. Правда, я у бабушки воспитывалась…. И потом…. я не комсомолка…. - Ну вот! Я так и знал…. Так и чуял! Тут они оба поскользнулись и упали, но не стали вставать, чтобы немного передохнуть, сидя рядом на снегу и тяжело дыша. - Ну, ничего, - продолжал Ваня, запихивая в рот пригоршню снега. - Ничего…. Пока мы доедем…. Я тебя буду это…. Воспитывать…. В нашем пролетарском духе…. - Ну, что ж, попробуйте, - попыталась улыбнуться замерзшими губами, Вера. - Ты мне этой буржуйской улыбочкой не лыбься! - возмутился Ваня. – Ты мне лучше это, - он встал и помог встать Вере, - ты мне скажи…. А почему это ты не в комсомоле, а? - Дело в том, Ваня…. когда образовался комсомол…. я уже была членом партии…. Ваня упал, поскользнувшись от удивления. - Ну да?! Брешешь! Это как же…. как же это получается-то? Тебе сколько лет? - Мне двадцать один, а в партии я уже два года, - Вера помогла ему подняться и они снова потащили санки. - Ишь ты! – Сконфуженно удивился Ваня. – Ну, ты того…. Ты на меня это…. За мою бдительность не обижайся…. - Я не обижаюсь…. Я ужасно устала…. Господи, когда же, наконец, будет эта станция…. Я не могу больше…. - Скоро, Петровна…. Уже скоро…. А ты держись…. Раз партийная – у тебя вдвойне сил должно быть…. Ну-ка, поднажмем! Метель все усиливалась….
admin: Автомобиль А где-то, на другой дороге, медленно пробирался сквозь белые заносы, белый автомобиль. И вдруг мотор чихнул раз, другой и заглох. Водитель весь облепленный снегом выбрался из автомобиля, открыл капот, заглянул внутрь и огорченно сплюнул: - Вот черт! Поршень полетел…. Демин и матросы на заднем сиденье укрылись рогожей и теперь походили на одну огромную снежную бабу с тремя головами. - Что случилось? – закричал Демин. - Ремонт нужен! Демин отбросил рогожу, встал и огляделся по сторонам. - Как я понимаю, мы совсем близко от станции Городок? - Не больше версты, - ответил водитель. – Может на станции инструмент нужный найдется? - Всем выходить! – скомандовал Демин. С пригорка, поросшего кустарниками, было видно, как водитель снова сел за руль, а Демин и матросы вышли из автомобиля и стали толкать его сзади. А видно это было двум всадникам в форме казачьих белогвардейских офицеров. Один из них опустил бинокль и сказал другому: - Кажется это именно то, что ищет полковник Брагин. В штаб полка, быстро! Всадники выбрались из кустарника и начали спускаться с пригорка.
admin: Женщина Снег прекратился, но ветер дул по-прежнему и раскачивал одинокий фонарь, каким-то чудом уцелевший на пустынной окраиной улочке городка. Поеживаясь от холода и стараясь держаться середины мостовой, по улице быстро шла женщина с сумочкой в руке. Вдруг впереди из подворотни вышел верзила в шапке-ушанке и кожухе и не торопясь, вразвалочку, двинулся наперерез к женщине. Она замедлила шаг и повернула обратно, но тут же остановилась, потому что путь назад был уже отрезан: молодой мужчина с небрежно завязанным на шее шарфом и в распахнутой шубе, направлялся к ней. - В чем дело? – спросила женщина, пятясь к забору. – Что вам нужно? - Мадам, - галантно пробасил верзила, - нам нужно всего лишь то, что у вас есть. - Кузя, - укоризненно сказал молодой, подходя ближе, - возьми даму под руку, видишь, она так взволнованна, что не дай бог ей станет дурно. Верзила крепко взял женщину под руку, а молодой неожиданным движением вырвал сумочку из ее рук. Порывшись в сумочке, он обнаружил там стетоскоп, несколько медицинских банок и флакон со спиртом. - И это все? – разочарованно спросил он, вернув женщине сумочку и отвинчивая крышку флакончика. - Я врач из санитарного поезда, - сказала женщина, - меня просили навестить в городе больного ребенка. Пропустите! В поезде меня ждут раненые! - Раненые подождут мадам, - сказал верзила. – А сейчас, вы нужны нам. - Зачем? У меня ничего нет. - У такой красивой женщины всегда найдется что-нибудь для мужчин, - сказал молодой. – Меня зовут Жорж. А это – Кузя. Ваше здоровье, мадам! Подняв флакончик, он вытряс его содержимое в банку, выпил, швырнул банку в сторону и крепко взял женщину под вторую руку. - Пустите! – крикнула женщина, и попыталась вырваться. - Ну что вы, мадам! Мы с Кузей приглашаем вас в гости! - Помогите! – закричала женщина, отчаянно вырываясь. – Помогите! И тут на улице показался Горбач. Он медленно брел посередине проезжей части, опираясь на костыль, и глядел куда-то в бесконечность, как слепой. Услышав крик женщины, он приостановился, безразличным взглядом обвел группу людей перед ним, и заковылял дальше. - Помогите! Ради Бога, помогите! – снова закричала, обращаясь к Горбачу, женщина, но тут же Кузя зажал ей рот. Горбач снова остановился. - Топай своей дорогой, калека! – Беззлобно сказал Кузя. – Ты ничего не видел. Они потащили вырывающуюся женщину в подворотню. Горбач преградил им путь. - Отпустите ее, - без всякого выражения сказал он. Жорж, перемигнувшись с Кузей, перехватил женщину, заломив ей руки за спину, а Кузя, насмешливо глядя на Горбача, направился к нему. Горбач стоял неподвижно, опираясь на костыль. Кузя подошел к нему, оглядел с головы до ног, и легонько толкнул его указательным пальцем правой руки в грудь. Горбач, уронив костыль, упал в снег. Медленно и неуклюже, он поднялся с земли, подобрал костыль, и снова, так же без выражения, сказал: - Отпустите женщину. Кузя вынул из кармана тяжелый кастет и стал неторопливо надевать его на пальцы правой руки. И тут Горбач, совершенно внезапно, наотмашь, ударил Кузю костылем по голове. Ушанка отлетела в сторону, костыль сломался, а Кузя рухнул как подкошенный. Женщина вскрикнула, и Жорж, тотчас же отпустив ее, лихорадочно сунул руку в карман, и вытащил револьвер. Воспользовавшись секундой свободы, женщина отпрянула от Жоржа и бросилась к Горбачу. - Уходите! – сказал он ей. -Он вас убьет! - Идите! – резко приказал Горбач, и оттолкнув от себя женщину, встал между ней и Жоржем. Жорж взвел курок и начал медленно поднимать револьвер. Женщина попятилась, сделав несколько шагов, и снова остановилась. - Бегите и не оглядывайтесь! – крикнул ей Горбач. Она повернулась и побежала по улице. - Ах ты, сволочь! – сказал Жорж Горбачу и почти приложив ствол револьвера к его лбу, нажал курок. Револьвер щелкнул и дал осечку. Горбач неподвижно стоял и с сочувствием смотрел на Жоржа. - Ну, попробуй еще раз, - сказал он. Жорж снова нажал курок. Револьвер дал осечку второй раз. Жорж в ярости швырнул его на землю, отступил на шаг, сунул руку за пазуху, вытащил складной нож и дрожащими руками начал его раскрывать. Горбач с трудом наклонился и поднял револьвер. Он разглядывал его, держа у пояса, и удивляясь, почему оружие не сработало, а когда Жорж, открыв наконец нож, уже шагнул было к Горбачу, Горбач, как бы для проверки нажал курок. Револьвер выстрелил. Жорж уронил нож и упал. Горбач некоторое время, удивленно глядел на револьвер в своей руке, слегка пожав плечами, медленно опустил руку, выронил оружие, и огляделся. Все так же качаясь от ветра, поскрипывал одинокий фонарь на столбе, ни в одном окне не зажегся свет и ни одной живой души не было видно вокруг… Горбач тяжело вздохнул, и сильно прихрамывая, побрел дальше в темноту, оставляя позади себя на белом пятне под фонарем два неподвижных тела, револьвер и сломанный костыль.
admin: Зайцев В маленьком зале ожидания станции Городок несколько десятков пассажиров ютились на скамьях и прямо на полу, прижимая к себе свои пожитки, укутавшись чем возможно, и стараясь поближе держаться к печке-буржуйке. У входа на вокзал со стороны города, запыхавшиеся Вера и Ваня, стаскивали мешки с саней и волокли их по земле к входу в зал ожидания. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась шайка беспризорников. Они с шумом и гамом вертелись вокруг, а двое уже принялись стаскивать с санок оставшийся там мешок. - А ну брысь отсюда, шантрапа! - Крикнул Ваня, и стал разгонять их прикладом винтовки. - Что вы делаете, Ваня! – Закричала Вера. Не смейте их бить! Это же дети! Но «дети» уже бойко волокли мешок в сторону. Ваня, щелкнув затвором, вскинул винтовку и заорал: - А ну ложи взад, ворюга! Пристрелю! Беспризорники, исчезли так же быстро, как появились, а Ваня отчаянно ругаясь, взвалил на плечи отбитый у них мешок. Наконец все три мешка были втащены в теплый зал ожидания, а Ваня и Вера, дуя на обмороженные руки в изнеможении упали на эти мешки. - Ну вот и добрались! – Облегченно вздохнула Вера. – А теперь вы, Ваня, отдыхайте, а я разыщу начальника станции. В кабинете начальника станции стояли у стены два могучих матроса с маузерами в кобурах, а между ними сидел на стуле человек в пенсне с саквояжем на коленях. Они терпеливо ждали, пока начальник станции и председатель ревкома решали с военврачом проблему дальнейшей перевозки раненых. Зайцев говорил тихим охрипшим голосом. - Повторяю еще раз: ремонтные бригады починят путь на Москву в лучшем случае к завтрашнему дню. Раньше выехать в северном направлении невозможно… -Я только что связался со штабом восьмого полка, - сказал председатель ревкома, - сегодня вечером они отправляют под охраной в Тулу обоз на телегах со своими ранеными. Я предлагаю вам перегрузить ранеными из санитарного поезда на телеги и примкнуть к ним. Ремонт путей может затянуться, а раненых необходимо срочно эвакуировать в тыл. - Пожалуй вы правы, - согласился военврач, - мы примкнем к этому обозу. - Пойдемте, решим вопрос с транспортом, - сказал председатель Ревкома и вышел с врачом. В дверях они столкнулись с Верой. - Можно? – спросила Вера у Зайцева. - Смелей, смелей, барышня, входите! – радушно пригласил Зайцев. – Чем могу быть полезен? - Нам нужно срочно на Москву, - немного волнуясь, сказала Вера. - Увы, милая барышня, - разведя руками, в одной из которых была кружка с чаем, а в другой кусок с сахаром, сказал Зайцев. – Всем здесь нужно в Москву, но поезд туда вряд ли будет раньше завтрашнего дня. - Вот мой мандат, - Вера положила на стол документ. – Нет, нет, вы посмотрите как следует! Там подпись самого Луначарского! И не называйте меня, пожалуйста, барышней! - Хорошо, Вера Петровна, - Зайцев мельком глянул на мандат, - я не буду называть вас барышней, но поезд от этого раньше не придет. - Ну, может, хоть товарный какой, или даже паровоз, - просила Вера, - мы поедем на чем угодно, лишь бы скорее. – Вы понимаете, мы везем хлеб для детей-сирот. Они умирают от истощения и голода! Каждая минута дорога… - Ах, Вера Петровна, сейчас тысячи людей умирают от голода и болезней, и если б я мог, - поверьте, я накормил бы и вылечил всех! – Он поморщился и погладил замотанную шарфом шею. – Я обещаю отправить вас первым же возможным транспортом, а пока устраивайтесь там, - он кивнул на дверь, - и если что нужно – всегда к вашим услугам. Вера, некоторое время глядела на него, затем вынула с кармана ском-канную денежную купюру. - Это еще что такое?! – Возмутился Зайцев. – Уж не даете ли вы мне взятку, да еще царской сотней? - Это стрептоцид. Мне бабушка в дорогу дала. Просто завернуть не во что было. Я вижу у вас ангина… Вера подошла к Ване, который тем временем удобно расположил мешки в нише, и теперь развязывал свой вещмешок. - Поезд будет только завтра, - огорченно сказала она. - Ничего Петровна, – утешил ее Ваня. – Подождем. А пока, перекусим. Сегодня у нас прямо таки буржуйский ужин! На мешке лежала горбушка хлеба, щепотка соли и две луковицы. В кабинете Зайцева Демин по-прежнему сидел на стуле между двумя матросами. Зайцев говорил: - Все необходимые инструменты ваш водитель получил. Но если ему починить автомобиль все же не удастся, отправим вас завтра поездом. Я думаю, что к утру путь на столицу откроется. Впрочем, если хотите, можете уже сейчас примкнуть к обозу раненых. Их сейчас перегружают из вагонов на телеги и через час они под охраной отправятся в Тулу. Демин подумал. - Нет. Обоз движется медленно. Лучше подождем, и либо на автомобиле, либо поездом, - но сразу в Москву. - Вот и ладушки! – добродушно улыбнулся Зайцев. – А пока отдыхайте, я уступаю вам на ночь свой кабинет, располагайтесь! - Ну что вы, Степан Игнатьевич! – Возразил Демин. – Зачем же… - Нет-нет! Я чекистов очень уважаю. У вас такая работа…Устраивайтесь, как дома, вон там чаек есть, и сахарку немного осталось. А я в кабинете телеграфиста ночь скоротаю – дело привычное… Лишь бы вам удобно было…
admin: Ваня Ваня и Вера, поужинав, укладывались на мешках. Ваня все ворочался и шумно вздыхал. - Что это вы так вздыхаете, Ваня? – Спросила Вера. - Эх, не спрашивай! – горестно махнул рукой Ваня. – Невезуха мне, Петровна, прямо непруха какая-то! Ну ты сама посуди: пятеро сыновей нас у мамани. Брат Митька и брат Колька в Красной армии сражались – оба в том году полегли. Брат Бориска добровольцем пошел – я за ним. Его взяли – меня нет. Мал еще, - говорят – и все тут! Бориска воюет – я на фабрике болванки точу. Ладно. В комсомол вступаю. Ну, думаю, тут уж сразу на фронт! Н-е-е-т, - говорят: Ваня, давай налаживай комсомольскую работу на фабрике! Налаживаю. Потом вдруг: «Революция в опасности! Все на Деникина!» И вот тут-то наконец меня взяли. Ну, - думаю – повоюем! И что ты думаешь?! В первом же бою, - нет, ты представляешь, Петровна! Меня не пуля, не сабля, не снаряд взяли – бревно дурацкое по башке как садануло! Ну вот и очнулся я в госпитале. Гляжу – обратно везут меня в Москву. Ладно. Вышел из госпиталя, рвусь на фронт. А меня – в подотряд за хлебом! И вот сейчас снова: вместо фронта – обратно в Москву с тобой еду! Да пока я туда-сюда кататься буду, всех беляков без меня перебьют и война кончится. - Ну и пусть кончится, Ваня! Пусть скорей кончится! Ведь война – это ужас, кровь, смерть… - Ну да! Несогласный я, чтоб война без меня кончалась! Я, может, священный зарок дал. Мне пятерых беляков уложить надо. – Он начал загибать пальцы, - за брата Митьку раз! За брата Кольку – два! За дядьку Григория – три, за его сына, братана моего двоеродного – четыре, и за моего дружка Семку – пять. Во! -Какой же вы еще ребенок, - покачала головой Вера. - Ну, вот что, товарищ Соколова, - обиделся Ваня. – Я вам никакой не ребенок, а боец Красной армии, приставленный революцией помочь доставить детишкам хлеб! А ежели вам не нравится моя личность, или слова мои, то не глядите на меня и не слушайте! Он отвернулся спиной, и что-то обиженно бормоча, стал устраиваться на мешках. Вера поправила сползшую с его плеча шинель, и тоже прилегла, по- детски подложив обе руки под щеку.
полная версия страницы